На крестины в Палестины

– Вот так мы и попали в засаду, – закончил командир разгромленной армии бродяг свой рассказ. – Видели, как сарацины людей вербуют? А ислам такая штука, что от него запросто, как от христианства, не отречешься. Теперь защитников у Никеи значительно прибавится. А если бы не ваше вмешательство, боюсь, армия Кылыч-Арслана пополнилась бы настолько, что крестовый поход рыцарей прямо здесь бы и закончился.

– Теперь понял, Андрюша, какого хрена нас так далеко от Палестины высадили? – поинтересовался у криминалиста мой многоумный хозяин. Попову только и оставалось, что кивнуть головой да посмотреть на Пустынника с ненавистью. Ведь это именно из-за его разгильдяйства нам теперь лишние версты накручивать.

– Сеня, а может, нам еще Илханово войско следует на всякий случай разбить? – робко предложил Андрюша. – Наверняка их султан послал с отделившейся частью армии расправиться.

– Плевать! – отрезал Рабинович. – Мы, блин, не нанимались за каждым уродом по степи бегать. Помогли под Никеей, и хватит. Больше воевать не будем! И вообще, нам давно уже дальше двигаться пора.

– Вы собрались одни идти в Никею? – Петр посмотрел на нас так, будто мы уже были привидениями. – С ума сошли. Вас же там быстро ислам принять заставят…

– Запомни, мужик, настоящего российского мента против его воли никто и ничего заставить сделать не сможет, – с ухмылкой перебил его Жомов.

И я с ним был абсолютно согласен.

Глава 6

Остатки разбитого войска Петра Пустынника разошлись с ментами, как уссурийский тигр с императорским пингвином в средней полосе России: я тебя не видел, ты меня не знаешь, и жене не говори, что меня так далеко от дома встречал. Ландскнехты поплюхали обратно в Константинополь – нищенствовать там, показывая страшные боевые раны, умело нарисованные красками. А милицейская троица, в сопровождении Абдуллы и Ахтармерза, под охраной Мурзика, естественно, направилась прямиком в Никею – разузнать новости, загрузиться припасами на дальний путь и подобрать Попову более комфортное транспортное средство.

Никея, прилепившаяся к берегу какого-то обширного водоема, в отличие от практически голого Цивитота была обнесена добротной каменной стеной, никак не меньше шести метров высотой. Издалека за этой стеночкой путешественники еще могли разобрать разноцветные крыши дворцов и минаретов, а вот прямо от ворот архитектура города не просматривалась, как не просматривалось вообще ничего, поскольку ворота Никеи были тщательно заперты и на громкий стук Жомова никто не отвечал.

– Повымерли они там, что ли? – удивленно пожал плечами омоновец. – Какого хрена никто к дверям не подходит?

– Может быть, пойдем до берега прогуляемся? – предложил Попов. – Стена-то наверняка прямо в воду обрывается, но, может быть, рыбаков увидим, попросим, чтобы ворота кто-нибудь открыл.

– Нет ума роженого, не дашь и ряженого, – съязвил Рабинович. – А Попову и не надо, ум ему – страшнее яда. – Он покрутил пальцем у виска: – Андрюша, тут милицейскую форму еще не видели, и на твои запросы отвечать никто не почешется. Нет смысла вдоль стен взад-вперед расхаживать, как голодным гаишникам на перекрестке. Ломай, Ваня, ворота, или мы тут до второго пришествия простоим!

Омоновец поначалу удивленно посмотрел на Рабиновича: дескать, спасибо тебе, Сеня, что ты о моих возможностях столь хорошего мнения, но такую дверку разве что танком ломать. А затем хлопнул себя по лбу, вспомнив о бронебойной мощи резиновых дубинок. Поплевав на ладони, Жомов отстегнул от пояса «демократизатор» и, тщательно прицелившись, влепил дубинкой по толстым полосам меди, прибитым на края створок, изо всей своей былинной богатырской силы. Снести ворота у омоновца, конечно, не получилось, но запиравший их засов, толщиной с вековой дуб, от удара «демократизатора» о металл разломился, словно бракованная спичка в жомовских пальцах. Городские стражники, торчавшие за воротами и после рассказов о колдунах, услышанных от солдат, гонявших по полю ландскнехтов Петра, ожидавшие решения начальства о том, как поступить с подозрительными пришельцами, на добрый десяток секунд намертво пристыли к брусчатке внутреннего двора. А затем, покосившись на переломанный засов, с истошными воплями бросились врассыпную. Попов удрученно покачал головой.

– Сеня, как-нибудь менее заметно надо было в город входить, – пробормотал он. – Зачем нам лишнее внимание? Еще поесть спокойно не дадут…

– Утухни, поросеночек, – перебил его омоновец. – Сеня, что еще сломать? Мне понравилось!

Рабиновичу только и осталось в ответ горестно вздохнуть.

– Сам утухни, бульдозер белковый, – после секундной заминки посоветовал он Жомову. – Пошли постоялый двор какой-нибудь поищем. Пора, на самом деле, по-человечески поесть. – И тут Сеня предугадал Ванино дополнение: – Да и горло промочить не мешает, а то с самой бани ни грамма алкоголя во рту не было.