На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного

Шут(поет). На Новый год осиновый гроб, кол да могила, ободрана кобыла.

Иван (Пимену). Играй!

Пимен (плачет). Достоинства своего ограблен и несказанною срамотою обесчещен.

Малюта (хватает Пимена за бороду и трясет его). Играй, изменник, посколько царь велит!

Пимен. Хотя не умею играти, а чему я, бедный, отродясь не учивал, а велено, то сыграю. (Дудит в поданную ему скоморохом свирель. Иван и опричники смеются.)

Иван. То ты верно, на свирели не можешь.

Грязной (подходит). Кобыла приведена, государь.

Иван. Архиепископа после ареста посадить на белу кобылу, дать ему в одну руку русскую лютню, а в другую дурацкую булаву.

Грязной. Сделаем, государь!

Иван. И он через весь посад на кобыле сидя подвязанный пусть едет.

Грязной. Сделаем! (Пимена уводят.)

Иван (Аннице). Жених тебе неприязнь оказал, не принял, то ко мне приходи. (Тискает ее. Она визжит и хохочет.)

Анница. Не чиста я теперь, государь, регулы у меня, я и в церковь не хожу, и скоромного не ем, пока не очищусь. И на исповедь не хожу к духовнику.

Иван. На исповедь к духовнику ходить можно. Так ли, отец Евстафий?

Евстафий. Можно, государь. Только запрет греховной женской природе ходить в алтарь, чтоб не осквернять.

Иван. Пимена водить повсеместно, окруженного скоморохами, играющими на своих инструментах. После Москвы отправить в Венев монастырь в заточение. Пусть живет там под вечным страхом смерти. Так очистим Русскую землю от измены.

Царевич Иван. Батюшка, изменный народ надобно на копья сажать!

Иван. Правду говоришь, мальчик. Однако прежде прочего крепкою верою против измены стояти. Вон фряги какую крепость держат на своей вере. Сказывал мне цесарский посол испанского короля, как он свою землю очистил…

Скоморох(поет). Умная головушка Иван сударь Васильич. Он и раньше воевал городами, а сейчас он воюет головами.

Скоморох играет и поет

Иван. Истинно, отец мой духовный Евстафий… Головами, батюшка, играемся…

Малюта. Государь милостивый, где сыскное дело, сиречь правеж, продолжим?

Иван. Покончив с духовными, удалюсь в городище. Приказываю привести ко мне в городище тех новгородцев, которые до моего прибытия взяты под стражу. (Уходит.)

Занавес

Сцена 6

Городище. Пыточный двор. За столом царь Иван, царевич Иван Иванович. Горит костер. Слышны крики и стоны. Посадник Василий Дмитриевич Данилов и еще несколько человек висят на дыбе

Малюта. Государь великий, по твоему велению привлечены к дознанию на городище архиепископские бояре и многие из новгородских людей, служилые детей боярских. Все то владычные бояре новгородские, дети боярские, выборные городские и приказные люди и знатнейшие торговцы.

Иван. Кто главные заговорщики новгородские, дознались ли?

Грязной. Главные заговорщики: посадник боярин Василий Дмитриевич Данилов, тысячник шелонской пятины Андрей Васильевич Тулубов с семьей, владычин дворецкий Неудача Цыпляев с другими родичами, торговые гости Федор и Алексей Дмитриевич Сырковы: хотели Великий Новгород передати иноплеменникам, королю польскому.

Малюта. Также в сыскном деле Василья Димитрова Данилова узнать тебе надобно, милостивый государь, о пушкарях о беглых, о Мишках. Два немчина литвина, те слуги Даниловы, бежали на родину, но были пойманы и под пытками сказали: «Бежали мы с ведома хозяина». Так ли? (Бьет висящих на дыбе пушкарей.)

Пушкарь (сквозь стоны). Так…

Второй пушкарь. С ведома…

Иван. Повинился ли Данилов в измене в пользу польского короля?

Малюта. Вздернутый на дыбу, повинился. Так ли, Данилов?

Данилов (со стоном). Винюсь: измена в пользу польского короля…

Иван. Змей! И перед лицем нелицемерного судьи Христа милость себе сотворишь ли?

Царевич Иван (злобно). Пытать его, чтоб издох! Батюшка, Божьей помощью убиен да будет лукавый сей змий да прочие известные люди.

Иван. Как против иных известных сыск ведется?

Грязной. У людей известных опечатаны дома и поставлены стрельцы.

Иван. Пытками выбивать, где спрятаны деньги и церковная казна. (Кричит.) Разрывать их и терзать муками неисповедимыми, аки в адских котлах, коих они достойны! А чего не жгете мукой огненной, именуемой пожар? Составленной мной самим мудростью огненной?

Грязной. Государь милостивый, мы, опричные судьи, жгем. В Торжке сожжен Невзор Лягин, в Клине каменщик Иона, а намедни особо множество псковичей с женами и детьми, ста и два десятьми человек.

Иван. И тут, в Новгороде, жечь. Подвешивать за руки и поджигать у них на челе пламя. То пламя – месть, часть огня адского, некая собственная мука огненная тут на земле мной придумана.

Опричники зажигают огонь на голове у нескольких узников. Те вопят. Иван дико смеется