Жгучая боль вспыхивает в моем туловище, когда он крутит рукоятку, я стискиваю зубы от жжения.
— Ты жалеешь об этом? — спрашивает он.
Мое лицо лежит на грязном полу, но я поворачиваю голову так, чтобы он увидел мою ухмылку.
— Я бы убил его тысячу раз и заставил бы тебя смотреть каждый из них.
Он вытаскивает нож из моего бока, кровь хлещет из раны и пропитывает мою рубашку, моя кожа становится липкой.
— Он должен был стать моим, — говорит он. — Он обещал, что возьмет меня к себе, как только ты уедешь. Он собирался отослать тебя, но потом вдруг передумал, — край ручки ударяется о мою щеку. — И так, я ждал...
Медь скапливается у меня во рту, и я сплевываю ее на землю, отталкиваясь, чтобы сесть, моя голова становится туманной от резкого движения. Я прислоняюсь спиной к стене, моя рука тут же прижимается к боку, чтобы попытаться остановить кровотечение.
— Я оказал тебе услугу.
— Ты забрал у меня
Хотя я уверен, что он хотел, чтобы его слова внушали страх, они приносят только осознание. Потому что я думал точно о такой же фразе. Я представлял ее себе тысячей разных способов, когда представлял свои последние слова Питеру. Смех подкатывает к моему горлу, боль в боку стихает; хотя это ничто по сравнению с разрушительной правдой, что Сми такой же, как я.
А для него я такой же, как Питер.
— Тебе нужна моя жизнь? — я кашляю, кровь бурлит в горле. — Все, что тебе нужно было сделать, это попросить. Она твоя.
Брови Сми опускаются.
— Этого недостаточно, — он идет ко мне, наклоняясь, пока его лицо не оказывается прямо напротив моего. — Я хочу увидеть выражение твоего лица, когда я убью единственного человека, который проявил к тебе любовь.
Он говорит о Венди.
Поп. Поп.
Мое сердце колотится в груди, когда раздаются выстрелы, мой желудок сжимается, когда мои глаза в страхе перебегают на Венди.
Облегчение разливается по моим венам, когда я вижу, что она в порядке, пистолет исчез из ее рта, ее глаза расширены, когда она смотрит на обмякшую фигуру Старки, мертвую у ее ног.
В воздухе раздается еще один хлопок, Питер делает шаг вперед, стреляет Сми в затылок, и тот тоже падает на землю.
Я не чувствую удовлетворения от его смерти. Я слишком хорошо понимаю всепоглощающую ярость жажды мести. Как она проникает в твои поры и отравляет твою кровь, пока ты не можешь думать ни о чем, кроме мести. Я лишь надеюсь, что в смерти он обретет покой.
— Придурки, — бормочет Питер, подходя и отвязывая Венди. — Тина, теперь ты можешь выйти.
Тина встает с того места, где она сидела за большим камнем,
— Тебя зовут Джеймс Барри? — спрашивает Питер, наклоняя голову.
— Да, — отвечаю я.
Я представлял себе этот момент годами — выражение лица Питера, когда он поймет, кто я такой. Но сейчас я чувствую лишь пустоту. Я заставляю свои ноги двигаться, иду к ножу, хриплю от боли, когда наклоняюсь, чтобы поднять его, из раны вытекает свежая кровь и просачивается сквозь рубашку. Я не уверен, насколько глубок прокол, но мое тело холодеет, и я уверен, что теряю больше крови, чем кто-либо посчитал бы разумным.
— Ты похож на своего отца, — продолжает Питер. — И твой брат похож на тебя.
46.ВЕНДИ
Сколько тайных членов семьи у Джеймса?
Мои запястья горят от веревки, которой их обвязали. Я разжимаю пальцы, не обращая внимания на пульсацию в голове и засохшую кровь, стягивающую кожу на лице.
Я очнулась в тумане, с пистолетом, прижатым к моему виску и Сми, угрожающим жизни Джеймса. На моем запястье порезы от того, как я боролась с веревкой, и, честно говоря, я никогда не чувствовала себя такой беспомощной, как тогда, когда увидела, как Джеймс упал на колени — раб своей травмы.
Если бы мой отец не убил Сми, это сделала бы я.
Гнев разливается по мне, как горячая лава, от того, как отец обманул меня. Использовал моего брата, чтобы доставить меня сюда, и позволил Тине издеваться надо мной и связать меня.
Это не любовь.
Джеймс смеется, его глаза подрагивают, когда он горбится. Беспокойство охватывает мою грудь, когда я думаю, насколько серьезно он ранен.
— Ты издеваешься надо мной, — говорит он. — Кузен
Мой взгляд останавливается на Тине, когда она приближается ко мне.
Мой отец постукивает пистолетом по ноге, его поза жесткая, глаза твердые, как сталь. Если бы вы спросили меня месяц назад, я бы сказал, что у моего отеца точно нет оружия. И все же он здесь, выглядит как гангстер.
—