На круги своя

— Надеюсь, вы не вздумаете выставить меня на улицу прямо этой ночью?

— Бабушка очень взволнованна.

— Пусть тогда тщательней, чем обычно, помолится на ночь.

— С тобой просто невозможно столковаться.

— А почему это должно быть возможно?

— Ну, доброй тебе ночи.

И с этими словами она ушла.

Он же спал тяжелым сном, и спал крепко, без сновидений, словно добившись результата, которого долго ждал.

* * *

На другое утро он проснулся с интересной догадкой: никуда она не уехала и находится где-то поблизости.

Поднявшись на холм, он увидел, как в лодку садится служанка с детскими вещами.

«Ха-ха! — подумал он. — Она, стало быть, сидит на другом берегу».

Служанка довольно скоро обернулась, после того как он некоторое время созерцал в бинокль ее маневры на другом берегу.

«А вот если мы теперь сумеем сохранить спокойствие, — решил он, — тогда эти, в главном штабе, сложат оружие».

Вошла теща с видом беспокойным и уже не столь уверенным, как прежде.

— Да, мой мальчик, ты теперь остался в полном одиночестве и ее больше никогда не увидишь.

— Неужели она так далеко уехала?

— Еще бы не далеко!

Тут он расхохотался и бросил взгляд поверх залива.

— Ну, — сказала старуха, — раз уж ты все знаешь, садись и поезжай к ней.

— И не подумаю.

— Но она ни за что не приедет первая.

— Первая или последняя, мне это все равно.

Лодка целый день сновала туда и обратно с военными донесениями.

После обеда теща заявилась вновь.

— Ты все-таки должен сделать первый шаг, — начала она. — Мария предоставлена самой себе, она может заболеть, если ты не напишешь ей и не попросишь вернуться домой.

— А с чего ты взяла, что я хочу, чтобы она вернулась? Жена, которая не ночует дома, нарушила свой супружеский долг и запятнала честь мужа.

Это возражение показалось теще совершенно неожиданным, и она поспешила удалиться. Ее перевезли в лодке на другой берег, где она и оставалась до вечера.

Итак, он сидел у себя за столом и писал, когда вошла жена с таким видом, словно сжалилась над несчастным страдальцем и вняла его настойчивому зову.

Он, конечно, мог оттолкнуть ее, но не сделал этого, проявив великодушие по отношению к побежденной.

Заполучив обратно в дом жену и ребенка, он нашел, что это тоже хорошо, не менее хорошо, чем их отсутствие, а может, даже чуть лучше.

Вечером пришли деньги на дорогу. Теперь он повел себя по-другому — ключи от тюремной камеры были у него в руках.

И тут его жена высказала новую точку зрения:

— Пойми, эта жизнь меня убивает! Я не прочла ни единой книги после рождения ребенка, я целый год ничего не писала. Я поеду с тобой в Париж.

— Дай мне уехать первым, чтобы посмотреть что и как.

— Ну тогда я вообще отсюда не вырвусь.

Он уговаривал ее остаться, отнюдь не собираясь бросить ее, а всего лишь желая хоть ненадолго почувствовать себя свободным.

Но она была даже готова оставить здесь ребенка, главное действующее лицо, как она называла девочку, лишь бы вернуться в свет и играть там какую-то роль. Она прекрасно понимала, что он едет Не за тем, чтобы искать где-то на стороне переменчивое счастье, а затем, чтобы пожинать плоды уже завоеванного успеха. В ней снова проснулась независимая, честолюбивая женщина. А может, и завистливая конкурентка, ибо у нее случались такие минуты, когда она считала себя писательницей гораздо более талантливой, чем он. Вот ведь подруги жены назвали ее в письме гением, а она выложила это письмо на всеобщее обозрение.

Но сейчас, к великому счастью, она просто не могла уехать, потому что этому воспротивились старики. Пришлось ей смириться с тем, что он, которого вполне можно было считать изгнанным, сам ее покидает.

Она стала нежной и чувствительной, и прощание получилось весьма болезненным и грустным.

* * *

И снова он уехал в широкий мир. Когда красивым осенним вечером пароходик пыхтел против течения, он еще раз увидел с борта маленький домик, где в окнах горел свет. И тут из его памяти исчезло все нехорошее и гадкое, что ему довелось там пережить, а потому он испытал теперь лишь мимолетную радость от того, что вырвался из тюрьмы, где так ужасно страдал.

На смену этим чувствам пришли благодарность и печаль, какое-то мгновение узы, привязывавшие его к жене и ребенку, натянулись до предела, он уже готов был прыгнуть в воду и поплыть обратно, но колеса парохода вдруг сделали несколько мощных оборотов, узы натянулись еще сильней — и оборвались!

— Какая демоническая история! — воскликнул почтмейстер, когда рассказ подошел к концу. — Поистине демоническая!.. Ну что о ней можно сказать? Ты ведь и сам исчерпал все до дна. Как по-твоему, сохранится ли институт супружества и впредь?