Все вокруг ожило и зазвучало. Донесся запах хвои. Маленькая трехлетняя волшебница смотрела на Лику игриво и немного по-хулигански.
Лика была ошеломлена. Ее переполняли удивление и восторг от взгляда на то, с какой легкостью эта малышка меняет всё вокруг себя и как чаща рада меняться для нее.
Наконец, еще один шаг – и девочка вплотную подошла к Лике. От ее взгляда невозможно было оторваться.
– Можно, я возьму тебя за руку? – осторожно спросила Лика. – Будешь со мной дружить?
– Да. – Маленькая волшебница заулыбалась и по-детски протянула ручки. Лика подхватила ее, и малышка прошептала ей на ухо: «Я очень хочу дружить с тобой. Только никогда не сомневайся во мне и моих чудесах. Даже от самого маленького сомнения мне становится больно. Ты ведь сможешь защитить меня от взрослых, которые не верят в волшебство? Ты теперь от меня не откажешься?»
– Я… Я очень этого хочу. Я буду очень стараться! – Глаза Лики наполнились слезами. Она прижала к себе девочку крепко-крепко, и ощутила такую благодарность внутри! Радость от встречи с этой крохой наполнила ее давно забытым беззаботным детским счастьем.
Глава 2. У всего своя цена
Лика стояла с закрытыми глазами, пока Ангел легонько не коснулся Она нехотя открыла глаза.
Улыбка все еще держалась на ее губах, но то, что она увидела, улыбки не вызывало. Повернувшись к Ангелу, Лика сдавленно прошептала:
– Это что еще за дерьмо?
Впереди перед ними до самого горизонта простиралось голое поле. Невдалеке – старый покосившийся деревенский дом. У его порога в большом корыте, шатающемся на низенькой лавке, старуха в платках и грязном тулупе стирает белье. Где-то на самом краю поля, стегая лошадь, работает старик. Время от времени он что-то выкрикивает, но ветер уносит его голос, и расслышать слова невозможно.
– Где мы? – Лика почувствовала, как мрачно стало у нее внутри.
– Я бы сказал, мы в самом лучшем для тебя месте.
– В самом лучшем месте… – медленно повторила она. – Хорош шутить… – Слова давались ей с огромным трудом. На груди будто лежала могильная плита, дышать было тяжело.
Ей бы хотелось увидеть, как этот унылый пейзаж наполнится солнечным светом, как запоют птицы, подует ветер, как старая женщина скинет с себя затасканный тулуп и окажется красавицей с ясными мудрыми глазами. Но вокруг была серость, тоска и бессмысленность… Лика прекрасно знала это чувство: именно так она ощущает себя большую часть жизни.
Тоска и бессмысленность преследовали ее изо дня в день, когда она смотрела в школьное окно на детей, бегающих по стадиону, жевала переваренный рис на обед, наблюдала за механическим движением рук кассирши в супермаркете. Серость и пустота пронизывали все ее существование. И вот она попала прямо внутрь этого чувства, в самый центр. Даже как-то легче стало, что не нужно больше притворяться, словно этого нет. Есть! Безысходность и тоска, разлитая везде, абсолютно во всем…
– Мы там, куда выбрала отправиться твоя Душа, – мягко вступил Ангел. Помолчав, он спросил: – Ничего не напоминает?
– «Кому на Руси жить хорошо»? – усмехнулась Лика.
Ангел оглянулся на нее.
– «Тихий Дон»? Ангел молчал.
– На самом деле я читаю. Просто преподам не нравится мое понимание литературы, и они меня давно уже не спрашивают. И все-таки, зачем мы здесь? Давай куда-нибудь еще махнем?
Не глядя на Лику, Ангел отрешенно произнес:
– Ты не сможешь продолжить путешествие, пока не отыщешь то, зачем сюда отправилась.
Лика начинала злиться:
– Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что! Нельзя чуть более понятно изъясняться? Притащил меня черт знает куда и, типа, иди ищи… Что тут вообще можно найти, кроме грязищи?!
Интуитивно она понимала, что Ангел прав и дальше ей дороги нет…
– Да, это сложно выдерживать, – сказал Ангел со вздохом, – даже мне. Мы попали в прошлое, и ты видишь жизнь, которой жили твои предки.
Лика нахмурилась. Она мало что знала о своих предках. Бабушка не любила ей рассказывать про свою жизнь, наверное, потому, что эти воспоминания будили в ней слишком тяжелые чувства, и она выбрала помнить только очень хорошее, например, как с младшим братом они сидят в залитом весенним солнцем коровнике на копне старой соломы, пьют теплое молоко и щекочут друг друга травинками, залезая за ворот и рукава… Или: вот она с мальчишками пробралась на чужую пасеку и впервые пробует мед, янтарный, тягучий, он стекает из сот прямо на язык, и кажется, что большего счастья в жизни и быть не может… Лика представляла эти картины так ярко, потому что бабушка всегда вспоминала о них с тихой нежностью и грустью, но она почти совсем ничего не говорила ни про войну, которую застала совсем еще маленькой, ни про родителей, которых рано потеряла, ни про то, как и где она выживала в голодные послевоенные годы… Огромный кусок ее жизни до замужества был просто стерт, о нем никто никогда не говорил. Других своих бабушек и тем более прабабушек Лика не знала. Совсем. У них дома было не принято рассказывать семейные истории.
– …Жизнь моих предков? – выныривая из воспоминаний, повторила за Ангелом Лика.