На крыльях мужества

Празднуя окончание войны, мы собрались на банкет в одном из особняков какого-то бывшего фашистского чиновника, недалеко от Дрездена.

В зале были командиры соединений и полков, Герои Советского Союза. Приехал поздравить нас и командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев, народные артисты Г. Уланова и К. Сергеев. После тостов артисты балета показали нам концертную программу. И тут получилась заминка: сцена оказалась слишком маленькой. Тогда из-за стола поднялся Герой Советского Союза капитан Юрий Балабин и сказал столичным гостям: "Друзья, спускайтесь со сцены к нам и станцуйте. Вон какая территория". Все в зале зааплодаровали.

Через некоторое время к маршалу Коневу подошел полковник, нагнулся и что-то ему сказал. Мы сразу заметили перемену на лице командующего. Он резко встал, посмотрел в нашу сторону и сказал:

- Пока мы салютуем, поднимаем тосты, отказавшиеся капитулировать гитлеровцы продвигаются к нашим союзникам северо-западнее Праги. Ни в коем случае этого нельзя допустить!

По тревоге мы выскочили из банкетного зала, бросились к машинам.

Через какие-то минуты внушительная группа штурмовиков под командованием Героя Советского Союза А. Рогожина вылетела, чтобы надеть "смирительную рубашку" на недобитых гитлеровцев.

По дороге в лихорадочной спешке катились разнокалиберные нагруженные машины, танки, бронетранспортеры, мотоциклы, конные повозки. Сделав по нескольку заходов, расправились мы с ними быстро. Воздух от огня оглушительно гудел и клокотал.

Пикируя и выводя самолеты у самой земли, не думали ни о жизни, ни о смерти. Видели только врага, трусливо бросившегося наутек от неотвратимого возмездия.

После выполнения задания позвонил командующий фронтом: всему личному составу полка он объявил благодарность. Обслуживая вернувшиеся самолеты, техники лишь покачивали головами: во многих радиаторных соплах застряли срезанные ветви деревьев.

* * *

...В природе происходило что-то символическое: отступили пыль, дым, копоть, и над островерхими крышами засияло солнце. Легкий ветерок играл молодой листвой лип, кленов и берез. Спасенный мир благодарил живых героев и склонял головы перед павшими.

К нам подходили незнакомые люди, спрашивали на разных языках, как попасть на родину из немецкой кабалы.

По-разбитым, запруженным всевозможной техникой улицам брели бывшие военнопленные, узники концлагерей, вчерашняя рабочая сила,с гитлеровских заводов и фабрик, согнанная в Германию отовсюду. Здесь были и мужчины и женщины, молодые и старики, дети... Чехи и итальянцы, французы и поляки, еще недавно носившие ромб с буквой "П" - клеймо рабства. При встрече нас приветствовали поднятыми шапками, взмахами платков, выкрикивали:

- Рус, браво! Гитлер капут!

Наш полк перелетел в Австрию. Оттуда по вызову я уехал в Москву в Военно-воздушную академию, носящую ныне имя Ю. А. Гагарина. Там получил задание: возвратиться назад и передать в корпус документы о наборе Героев Советского Союза в высшие военно-учебные заведения. У командования отпросился на пару дней отыскать сестру, брата, мать.

Сестру Галю нашел в Выборге. Она всю войну проработала в госпитале. От нее же узнал: мама жива, здорова, работает в Красном Селе. С ней и младший брат Сергей. Дали им телеграмму, что выезжаю.

Еду. Все, все вокруг такое близкое, родное! Тоска по дому, по матери, которая все время жила во мне на протяжении фронтовых лет, вдруг уступила место мятежной неудержимой радости. В мыслях представлял встречу с человеком, образ которого днем и ночью стоял перед глазами.

Вышел на перрон. Осмотрелся. Пассажиры растеклись в разных направлениях, а я остался один на перроне. Никого...

Вдруг вижу - идет парнишка. Он как-то внимательно посмотрел на меня, опустил голову и пошел дальше. У меня екнуло сердце.

- Ты кого встречаешь? - спросил я хлопчика. Он пристально окинул меня взглядом с головы до ног, несмело подошел:

- А вы случайно будете не дядя Драченко?

Я остолбенел. Сгреб его в охапку, прижал, волнуясь, к груди:

- Сережа! Брат Сергей! Да какой же я тебе дядя? А где мама?

- Она сейчас на работе... на ферме.

Через час мы мчались на райкомовской машине в колхоз. На ферме в это время обедали. Женщины сразу зашушукались: к Прасковье приехали. Наверное,

старший сын.

И вот мы стоим в столовой друг перед другом. Ни она, ни я не можем вымолвить слова. Мать смотрит куда-то мимо меня, напрягает зрение, будто старается разглядеть что-то далекое-далекое.

- Мама, это же я, Иван, твой сын, - почти застонал от радости и подошел ближе к ней.

- Я вас не знаю. - Она закрыла лицо руками, пошатнулась и упала.

Когда очнулась после обморочного состояния, протянула сухие, вымученные работой руки, сказала:

- Господи, Иван?

О том, что отец погиб на Ленинградском фронте, знал раньше, еще в 1942 году. Но сколько еще бед легло на материнские плечи!