На крыльях мужества

Внизу плывет степь, покрытая порослью молодого дубняка и орешника, белеют песчаные плешины на склонах балок, бойко взбегают на пригорки ряды хат под соломой. По петлям дорог в разные стороны движутся танки, автомобили, конные упряжки. Через четверть часа подходим к линии фронта. На моей карте она обозначена красным и синим. Уже отчетливо видна изломанная, многолинейная даль позиций противника, разбрызганные розовые кляксы от пожаров, витки дыма, ползущие из лощин.

Скоро цель!

На земле, как мы и ожидали, забесновались вражеские зенитки. Их трассы сплели по курсу такую цветную картину из смертоносных нитей, что казалось, ничто живое не в силах проскочить через этот световой ералаш.

Разрывы зенитных снарядов то слева, то справа пятнали небо, воздух вокруг кипел, бурлил, машину болтануло, как щепу на крутой волне.

В форточку пахнул едкий кисловатый запах тротила. Быстро изменяем курс, маневрируем, чтобы не дать зенитчикам вести прицельный огонь. За ведущим набираем высоту. Неотступно от двух наших шестерок "илов" чуть выше следуют истребители прикрытия капитана С. Карнача.

В шлемофоне раздалась команда Евсюкова: "Атака!" - и "ильюшины", подгоняемые тысячью семьюстами лошадиными силами моторов, как по желобу, скользнули вниз на цель.

Ножницы трасс "эрликонов" (малокалиберной зенитной артиллерии) скрещиваются прямо у самой земли.

Нервы - как струна. Между лопатками прокатились шарики-льдинки, на губах запеклась соленая пленка.

- Бросай!..

Команда ведущего сразу отрезвила, ободрила. Нажимаю кнопку бомбосбрасывателя. Замкнулась электрическая цепь, и бомбы соскользнули вниз. Освобождают бомболюки Кудрявцев, Полукаров, Кобзев... Черные чушки "соток" вспушили землю, ударная волна подбросила самолет, по обшивке пробежала металлическая судорога.

Выходим из пикирования, левым разворотом делаем второй заход с бреющего полета, третий, четвертый...

- Двести пятый, я - "Грач". Бомбы положили классно. Прочешите пехоту огнем из пушек и пулеметов. Пройдите вдоль траншей, - передала станция наведения ведущему.

Она же предупредила: в воздухе рыскают "мессеры".

И снова торпедами несемся к земле. Стрелка высотомера энергично ползет влево. Ловлю в сетку прицела орудийный расчет. Проекция его все увеличивается, разрастается. Крещу бегущих артиллеристов пулеметными очередями. Азарт боя так вскружил голову, что и не заметил, что отстал от своих. Лихорадочно разбираюсь в создавшейся обстановке, слышу настороженный голос Сергея Смирнова, моего стрелка:

- Командир! Сзади "худые"...

Этого еще не хватало. Закладываю левый вираж, ныряю вниз. "Мессершмитты" - тощие, словно акулы, пронеслись рядом, обдав каким-то смертельным холодком. Проскочили... и сразу же напоролись на "яков". Спасибо им, выручили.

В разноголосице боя слышу комэска:

- Подтяни...

Наконец-то пристраиваюсь к своим.

Возвращаемся домой: под крыло наплывает аэродромное поле. Над посадочной полосой ведущий резко отходит влево. Повторяю такой же маневр, выдерживаю безопасное расстояние от других машин, на которых отчетливо видны пробоины, масляные пятна...

На стоянке открыл фонарь, подставил лицо бодрящему ветерку. Расстегнул привязные ремни. Тикают в беспокойном беге часы на приборной доске. А шея так болит, словно на нее повесили мельничный жернов.

От ребят из группы Ивана Голчина узнаю: вражеские зенитки подбили Николая Киртока. В первом бою - и такая осечка. Начало, прямо скажем, ни к черту. В голову лезут разные мысли, одна другой мрачнее. Что с Николаем? Сел или нет? А вдруг... "Только не это... Только не плен!" - отогнал предположение, от которого стало зябко.

Ослепительным ледоходом плывут кучевые облака. Восходящие потоки воздуха волнами подходят под бронированное брюхо "ила". Внизу извивается мутный в тенях и бликах Северский Донец. Скоро выйдем на цель. На пути к ней, конечно, вражеские зенитки поставят огневую завесу. А пока - тишина. Идет невидимая подготовка к психологической дуэли между небом и землей.

Мы готовы ринуться на зенитчиков сверху, заколотить их по самые уши в землю.

Они уже видят нас.

Представляем злые глаза, притененные сталью касок, которые напряженно следят за нашим полетом.

Жерла зениток хищно поворачиваются к "илам". Секунда, другая - и небо словно зашевелилось. К штурмовикам потянулись ядовито-красные трассы, то выше, то ниже начали раздаваться хлопки рвущихся снарядов.

Частокол прочерков снарядов становится все гуще, напоминая летучее пламя электросварки. Казалось, что какая-то нечистая сила пытается соединить в одно целое несовместимое - небо и землю.

Благополучно проскочив поток огня, пошли после бомбометания крушить гитлеровцев в окопах. Пустили в ход эрэсы, пушки, пулеметы. Фашисты прятались в укрытия, но и там напрасно искали спасения: над блиндажами взлетела земля, перемешанная с обломками бревен. Эх, жаль, нет с нами Коли Киртока! Он бы обязательно сказал: "Иван, ну и дали фрицам жару!.."

А в наушниках уже раздавалась новая команда Евсюкова:

- "Горбатые", делаем второй заход...

Идем в набор высоты за ведущим.

- За мной! - командует комэск.