На крыльях мужества

Однажды под вечер в барак вошел голенастый офицер в фуражке с высоко вздернутой тульей, с эмблемой - череп и перекрещенные кости. Лицо холеное, самодовольное.

Сверкнув золотым зубом, заулыбался. Да только глаза холоднющие.

- Иван, идем в регистратуру. Хватит тебе грязной работой заниматься. Есть дело...

Я даже вздрогнул: откуда он меня знает? Но тот хлопнул по спине и резко повернулся к дверям барака.

"Регистратурой" оказался кабинет с наглухо закрытыми окнами. От черных штор тянуло чем-то могильным. Там было прохладно и полутемно, как во время сумерек.

Сидевший за столом лысый полковник с Железным крестом показал на стул. Остальным приказал выйти. Остались только сопровождающий меня офицер, в тесном мундире со шрамом на асимметричном лице, и часовой - в покатой каске с ремешком на квадратном сизом подбородке. В его ручищах "шмайсер" походил на детскую игрушку.

Полковник снял очки в золотой оправе, с наигранной усталостью глубже откинулся к спинке кресла.

- Пока ты находился у нас, - безо всяких вступлений полковник покрутил дужку очков, - мы узнали все. Ты летчик-штурмовик. А штурмовики, насколько я знаю, - народ смелый. В рот им палец не клади. Да и машины у вас - сущие дьяволы. Шварце тод. Однако наши зенитчики тоже хороши... Пиф-паф - и ты у нас в гостях...

Все засмеялись. Даже у конвоира на лице появилась дурацкая ухмылка.

- От тебя требуется немного, - продолжал полковник, - кое-какие уточнения - кто тобой командует? Сколько и какие самолеты действуют против нас? Где аэродромы? Может, знаешь, откуда и как подвозят технику, живую силу, боеприпасы?

Я молчал.

- И все же - кто твои командиры? - спросил полковник, вытянув пачку сигарет. - Куришь?

- Нет!

- Удивительно. Может, ты и шнапс не пьешь, и девочек не любишь?.. полковник засмеялся, раскачиваясь на стуле.

После этих слов "регистратура" наполнилась хохотом.

- Ну, ладно, юноша. Если так быстро забыл своих командиров, мы поможем тебе вспомнить.

Полковник наклонился к офицеру со шрамом, что-то шепнул ему. Тот щелкнул каблуками и удалился.

- Ваш соотечественник освежит сейчас вашу память.

"Будут сейчас бить", - подумал я и крепко сжал кулаки. Через минуту возвратился "соотечественник", держа в руке что-то наподобие альбома.

.... Полковник раскрыл его, разложил десятки снимков. Среди них были фотографии многих незнакомых офицеров и... фотокарточка командира полка. Чуть не выдал себя, но сдержался, сделал безразличный вид.

- Нет, знакомых не вижу. Это какие-то большие начальники, а я личность маленькая. Да и воюю всего лишь несколько дней. Сбили на втором вылете...

- Не рассказывай мне, миленький человек, сказки про белого бычка!

Отто - как его называл полковник - аккуратно собрал фотографии и взял альбом под мышку. Его тонкие губы нервно побелели, под кожей вздулась синяя вена. Он что-то прошипел полковнику на ухо.

"Вот и все, Иван, - подумал, - готовься в расход".

Бочкоподобный фриц вытолкнул меня из "регистратуры" на большой двор, где взад и вперед ходили часовые, громко топая сапогами, покрикивали надзиратели на военнопленных, бредущих с лопатами, с тачками, носилками.

Где-то в северной стороне услышал гул самолетов, и сердце сжали какие-то невидимые щипцы. Остановился, посмотрел в небо. Четверка краснозвездных "пешек" держала курс на запад. Немец, двинув меня автоматом в спину, рявкнул:

- Шнель!

На допрос водили по нескольку раз в день. И каждый раз за столом я видел полковника, золотозубого Отто, "соотечественника", а рядом - дебелого часового, застывшего как пень, бессмысленно таращившего глаза на офицеров.

И снова начиналось. "Где? Сколько? Когда? Как?.." Поняв, что разговор бесполезен, полковник долго тер свой голый череп белоснежным платком, а потом льстиво спросил:

- И как тебя содержат мои люди? Может, есть какие-то просьбы?

- Разве они люди? - не выдержал я, поправляя на голове грязную повязку, которая уже несколько дней не менялась.

- Ну, ладно. Об этом разговор еще впереди. Как вижу, в лагере тебе не сладко.

Полковник бросил взгляд на Отто, затем загадочно объяснил:

- На войне как на войне, а она не бывает без жестокости. О тебе подумаем...

Мое частое отсутствие показалось кое-кому в камере подозрительным, и однажды в темноте свалилось обидное до боли:

- Что-то с ним долго беседуют. Наверное, уже продался с потрохами.

Весь налившись злостью, я закричал на весь барак:

- Еще не сделали таких денег, чтобы меня купить!..

- Тише, ребята, - кто-то спокойно перевел разговор на другую тему. Отсюда нам надо вырываться любой ценой... Любой - иначе сыграем в ящик.

Неожиданно меня перевели в отдельную палату.

Пружинная кровать с чистыми простынями и мягким одеялом.

У окна - стол с клеенкой в клеточку. Стопка журналов и газет на тумбочке.

Цветы. Вокруг - чистота и уют. Пальцы нащупывают заботливо сделанную на голове повязку. Молча появляются врачи, дают лекарство и исчезают, словно белые призраки. Тело приятно согрето, но на душе - лед. Уж слишком пугала необычная обстановка.