На крыльях мужества

– Иншалла! Иншалла!.. 23 — воскликнули все.

– Это истинно мудрая речь непобедимого полководца!

– Мне пора отправляться, — сказал шах. Он встал и, выслушав молитву имама, удалился во внутренние покои дворца.

VIII. ЧИНГИСХАН ДВИНУЛСЯ НА ХОРЕЗМ

Перед выступлением в поход Чингисхан призвал своих четырех сыновей — Джучи, Джагатая, Угедея и Тули-хана, а также главных военачальников на совещание и получение его последних распоряжений. Он решил войско разделить на отдельные отряды, чтобы каждый действовал самостоятельно.

Все безмолвно сидели на разостланных белых войлоках перед уже разобранным ханским шатром; возле него суетились китайские рабы и вьючили отдельные части шатра на опущенных на колени огромных тангутских желтых верблюдов.

Чингисхан, в походной одежде из самой простой черной холстины и крытой китайским черным шелком собольей шубе, накинутой на плечи, сидел на пятках. Перед ним лежал его старинный, слегка изогнутый меч в черных кожаных ножнах и черные рукавицы об один палец. На голове его был черный кожаный треух, подбитый сильно облезлым черным соболем.

Великий каган говорил спокойно, усталым голосом, точно рассказывал давно знакомое, известное дело, иногда проводя большой квадратной ладонью по длинной, рыжей с проседью, жесткой бороде. На большом пальце правой руки — серебряный перстень с зеленоватым камнем яшмы, на котором была вырезана молитва, приносящая удачу. Он засучил одну кожаную желтую штанину и долго чесал обгрызенным ногтем толстую голую икру, покрытую седыми волосами и множеством красных веснушек. Его любимый младший сын Тули затем помог снова натянуть штанину и всучить ее обратно в огромный белый, сильно поношенный замшевый сапог, выложенный внутри темным войлоком.

Каждый уже получил приказ, каким путем и на какой город ему двинуться, но никто не осмелился спросить у грозного владыки, в какую сторону двинется он сам, куда помчится его белое девятихвостое боевое знамя, — он никогда никому не говорил своих планов и приходил в бешенство, когда его кто-либо о них спрашивал.

– В мое отсутствие, — сказал Чингисхан, — над всем войском будет начальствовать осторожный Бугурджи-Нойон. Два передовых отряда поведут: стремительный в набегах Джебе-Нойон, Тохучар и опытный в засадах Субудай-Багатур... Не смейте в полях топтать конями хлеб, иначе идущему позади моему отряду нечем будет накормить коней... Я думаю, что мы встретим Хорезм-шаха Мухаммеда на равнине между Бухарой и Самаркандом... Там мы нападем на него с трех сторон... Уничтожив главное войско шаха, я сразу стану самым сильным повелителем всех мусульманских стран.

Слуги подали на блюде несколько древних, вырезанных из березового корня чаш, наполненных кумысом. Чингисхан сделал возлияние в честь духа-покровителя монгольских войск Сульдэ, отпил кумысу и передал чаши сидевшим. Все отпили, говорили пожелания удачи в предстоящем походе, затем встали и пошли к своим коням.

Быстрыми переходами отряды двинулись на запад. Войско шло таким широким фронтом, что казалось огромным, бесчисленным. Согласно приказу Чингисхана, каждый отряд должен был идти своим особым путем, не двигаясь вслед за другим, так как на стоянках кони объедали всю траву и кони следующего отряда могли остаться без корма. Отряд Чингисхана шел последним, и каждые девять дней к нему скакали с донесениями гонцы из других отрядов.

Самым передовым отрядом, составлявшим правый фланг, начальствовал испытанный соратник великого кагана Субудай-Багатур. В этом же отряде находился старший сын Чингисхана Джучи. У него с отцом были постоянные размолвки. Грозный владыка не доверял сыну, боясь заговоров и придворных переворотов, держал его возможно дальше от себя, давая ему самые трудные и опасные поручения. Джучи считался наследственным правителем самых крайних северных и западных владений монгольской империи Чингисхана — «до тех пределов, до каких может ступить копыто монгольского коня».

Этот передовой отряд имел первое столкновение с войском хорезмийцев близ реки Иргиз. Однако результат двухдневной битвы остался неясен, так как монголы ночью внезапно ушли и скрылись бесследно, оставив в своем лагере много больших горящих костров, желая этим ввести в заблуждение противника, который утром готовился снова напасть на монголов.

В этой битве отряд хорезмийцев все-таки достиг некоторых успехов.

Ими начальствовал Джелаль-эд-Дин. Он оттеснил монголов в солончаковое болото, где часть их утонула, часть была изрублена, остальные быстро повернули и ускакали. Тогда Джелаль-эд-Дин заметил военные приемы монголов: что они, нападая, всегда держались тесными, дружными десятками; что они очень проворны; что, обманным образом, как будто обращаются в бегство, чтобы противник, преследуя, растянулся и рассыпался, — тогда они быстро поворачиваются, снова нападают и легко одолевают. Старые воины говорили Джелаль-эд-Дину, что у монголов следует поучиться военным приемам и хорезмийское войско необходимо подготовить к дальнейшей борьбе.