На крыльях победы

Я решил немного оттянуть третий разворот, чтобы разминуться с появившейся машиной. Инструктор же или не видел самолета, или неточно оценил обстановку и кивком головы приказал мне делать разворот. Я попытался привлечь его внимание к идущему впереди самолету, но он в ответ резко ударил по ручке управления, и она вырвалась из моих рук. Самолет лег на спину, а скорость была очень мала. Нам грозила опасность сорваться в штопор, из которого при такой малой высоте и скорости мы бы не вышли и врезались бы в землю.

Инструктор, ударив по ручке, и не думал брать ее. Самолет оказался неуправляемым. Я стремительно поймал управление, опустил нос машины, сделав «бочку», вышел со снижением на прямую, то есть сделал поворот через левое крыло по продольной оси самолета. Даже в этот опасный момент инструктор ничего не предпринял, не сказал, не подал совета. Я, недоумевая и едва сдерживая волнение от только что пережитой опасности, посадил самолет. Нас немедленно вызвал командир отряда и сурово спросил:

— Чего это вы «бочки» по кругу делаете? С ума сошли или жить надоело?

— Курсант не виноват, — сказал старший сержант. — Он сейчас вышел из очень опасного положения, созданного мною совершенно необдуманно.

Вечером, на разборе полетов, я получил благодарность за находчивость в воздухе.

...Начинались учебно-боевые полеты на самолетах «УТИ-4» с двойным управлением. Это значило, что мы садимся уже на боевую машину — мечта осуществлялась. Полеты проходили успешно. Настроение всегда у нас было чудесное, и в часы отдыха мы много смеялись, шутили, наслаждались искусством нашего курсанта Пронина, который был изумительным имитатором. Он однажды так великолепно имитировал пьяного, что заместитель командира роты объявил ему за «пьянку» двое суток ареста, а потом с трудом поверил, что Пронин так же трезв, как и он сам.

Жизнь нам казалась безоблачной, солнечной. И вдруг...

Война!

Фашистские полчища напали на нашу страну. Мы в эти первые дни войны словно стали старше. В наших сердцах кипел такой гнев к агрессору, что каждый готов был проститься с мечтой стать летчиком и немедленно идти в действующую армию рядовым бойцом, чтобы лицом к лицу встретиться с врагом и бить его. Командному составу стоило больших трудов сдержать нас, заставить заниматься еще настойчивее, чем прежде.

— Вы должны стать летчиками, — сказал нам командир отряда. — Вражеские самолеты сейчас в нашем небе, и вам предстоит очистить его от фашистов.

Неожиданно наша учеба была прервана. Пришел приказ о переводе школы в Сибирь, подальше от дальневосточной границы, где можно было в любую минуту ожидать выступления японской армии.

На новом месте — ни домика, ни деревца. Куда ни глянешь — поле и поле. Поселились в палатках и взялись за лопаты. Прежде всего мы выровняли взлетно-посадочную полосу аэродрома. Когда она была готова, начались учебные полеты. После занятий мы вновь превращались в землекопов: приближалась зима, и до наступления морозов нужно было построить землянки. Переселились в них в начале декабря.

В это время я уже начал самостоятельные полеты на самолете «И-16», или, как его звали летчики, «ишак», «курносый». Занятия становились все напряженнее. Фронту требовались летчики, и поэтому у нас изменилась система подготовки: бралась группа курсантов, проходила ускоренное обучение и отправлялась на фронт. Как мы завидовали этим счастливцам, и, желая им боевых успехов и побед, сами подсчитывали время, когда и мы двинемся на запад.

По всем нашим предположениям, этот момент приближался, но вдруг — опять переезд. Теперь уже в Хакассию.

Дорога не обошлась без происшествий. На одной из станций я и мой друг Иван Зайцев мылись около водокачки. Когда прозвучали звонки отправления, мы, обнаженные по пояс, двинулись к своему вагону, но вдруг заметили, что в конце состава, на платформе, где был закреплен один из самолетов, лопнул трос.

— Сорваться может, — сказал Иван.

В это время поезд тронулся. Недолго думая, мы взобрались на платформу, решив закрепить трос. Мы понимали, что при уклоне или резком торможении машина может сорваться.

Зайцев, рассматривая трос, покачал головой:

— Что же мы можем сделать? Трос-то не свяжем, — он стал коротким.

— Будем держать самолет до первой остановки, — решил я.

Мы остались на платформе, внимательно следя за машиной. Через некоторое время поезд пошел под уклон, и самолет, дрогнув, медленно пополз вперед. Собрав все силы, мы навалились на него и кое-как удержали. Уклон, к нашему счастью, был небольшой. Едва передохнули, как поезд пошел на подъем — и все повторилось снова, только в обратном порядке. Мы обливались потом и от напряжения и от знойного солнца, задыхались от густого дыма паровоза. Ладони и плечи, которыми мы упирались в самолет, обжигал накаленный металл...