На крыше храма яблоня цветет (сборник)

– Ну, знаете, молодой человек, – возмутилась Елизавета Тимофеевна, – так мы с вами ни о чем не договоримся. Мы, рядовые пенсионеры, и денег на пластиковые окна у нас нет. А даже если бы были, мы все равно имеем право на тишину даже во дворе. На тишину, слышите? Я больше двадцати лет в школе проработала, воспитала не одно поколение достойных людей – и хамства в свой адрес не потерплю! Что-что, а постоять я за себя сумею – будь здоров! Если вы, уважаемый Алексей, еще будете шуметь – мы пойдем жаловаться к нашему участковому…

– И пойдем! Сколько можно такое издевательство терпеть? – утвердительно закивали головами спутницы Елизаветы Тимофеевны.

– Да, поди, не надо сразу к участковому, чо мы, не люди, чо ли? Давайте, по-человечески договоримся, – проговорил, все так же виновато глядя в пол, Санек. – Лешка больше по вашему двору ездить не будет, ведь так. – Тут он подмигнул сыну и хотел было разговор продолжить, но Елизавета Тимофеевна жест сообщника увидела и быстро перебила Санька словами: «Как вам не стыдно, а еще отцом семейства называетесь! Позор!»

На крик пожилой учительницы вышла из своей комнаты Ленка и, увидев Елизавету Тимофеевну, густо покраснела и сказала:

– Мало того, что вы мне аттестат своей поганой тройкой испортили, вы еще пришли сюда учить жизни моего родного брата. Вы же мне чуть жизнь не сломали…

– Эт-та тебе тройку поставила, – ткнула в пожилую учительницу пальцем мама и, повернувшись всем корпусом к Елизавете Тимофеевне, продолжила: – Да из-за вас Лена в медицинское училище должна была экзамены сдавать, а могла бы из-за одного четверочного аттестата просто так поступить! Просто так! Отдать аттестат – и здрасьте-пожалуйста, поступить!

Вы чем соображали, когда ставили оценки выпускникам? И теперь еще будете здеся у меня в доме права качать. Да если даже вам Лешка все окна разобьет, я не пошевелюсь, хоть к участковому, хоть к самому президенту обращайтесь! И как у людей хватает наглости вламываться в чужую семью (слово «семью» Натка произнесла по-деревенски с ударением на «е»), после того что вы сделали?

Старушки, видя неожиданный поворот событий, быстро засобирались уходить, но тут, что называется, прошибло Санька.

По правде сказать, в судьбе дочерей он большого участия не принимал никогда, но вдруг ему не то стало жаль Лену, не то пенсионерки не понравились, он, закрыв собой дверной проем, разразился:

– Неа, баушки, давайте разберемся, раз уж пришли. Сейчас все и разложим по полочкам аккуратно как в аптеке, чтобы было.

Вы, мать вашу за ногу, хотели испоганить жизнь моей дочери Леночке, вы хоть понимаете, кто она такая? Вот видите эти глаза, он взял дочь за подбородок. Да за эти глаза я любому, любому, слышите, пасть порву! (Надо заметить, что Санек был на все сто уверен, что Лена его дочь.)

Она, бедная, маялась, переживала, как дура последняя все зубрила ночами, чтобы в училище это… как его медицинский колледж поступить, а вы – раз, бац, и типа пусть идет полы моет. Ан нет, хрена вам, вот лягете в больницу, а там будет работать Лена. Она вам утку, думаете, подаст или укол какой поставит? Ага, щас! Разбежалась!

– Да как вы смеете так с нами разговаривать? – возмутились пенсионерки.

– Смею-смею, еще как смею, – заверил Санек. – Я вообще щас в милицию позвоню и скажу, мол, обворовали честных людей средь бела дня. А мы вас тут поймали с поличным – и доказывайте потом, что не верблюды! Сейчас знаете, как дела шьются? Не знаете? Ну, так я объясню. Я-то знаю!

Ситуацию спасла Елизавета Тимофеевна, ей вдруг стало плохо. Прямо посреди грязного коридора Швабровых она потеряла сознание.

* * *

Сначала она увидела коридор в розово-фиолетовом цвете, потом себя со стороны, плывущей в небольшой прозрачной речушке, русло этой реки было направлено в сторону океана и ее вот-вот должно было вынести в теплые и глубокие океанские воды.

По берегам она разглядела лица людей, все ей что-то радостно кричали, махали, но она устремилась прямиком к океану, одно лицо ей показалось знакомым, и она попробовала ему махнуть рукой…

– Смотри-смотри, она дышит. Дыши, дыши, так-так-так, молодец. Пришла! Пришла в себя!

Елизавета Тимофеевна открыла глаза и увидела перед собой озабоченные лица врачей.

Немного погодя, узнала, что «скорую» ей вызвал Санек и у нее случился инсульт. Но, внимательно оглядевшись в больничной палате, Елизавета Тимофеевна вдруг заплакала. Ее старшая дочь отдыхала с внуками в Крыму и на днях должна была вернуться домой, младшая – уже много лет живет на Севере.

Не сказать что отношения у нее с детьми не сложились. Нет. Они добрые, славные, милые, просто сейчас в больнице она остро почувствовала одиночество и ненужность.

У нее и раньше такое случалось, особенно после похорон мужа, а потом вроде бы ушло и, как казалось ей, навсегда. А тут… Елизавета Тимофеевна расплакалась, неслышно в палату вошла молоденькая сестричка, тихо сделала ей укол, и женщина успокоилась. Закрыла глаза и увидела себя в речушке прозрачной и теплой, русло которой вот-вот должно было впасть в такой же прозрачный и теплый океан…

* * *