На крыше храма яблоня цветет (сборник)

И было по-настоящему страшно, ведь по большому счету у нас с сыном больше ничего в этом огромном и пустом городе не было. Случись какая-нибудь потеря, мы бы этого просто не перенесли. Все, что имелось у нас, было родным до боли.

Я взяла в руки записную книжку и карандаш и записала для маленького Луки.

«Далеко-далеко, за лесами, морями и горами, там, где земля встречается с небом, каждый день рождался светло-розовый закат. Он освещал мир своим необыкновенным светом, заставляя видеть всех и все по-другому, и был неизменным признаком надвигающейся ночи.

Только при наступлении заката люди начинали обдумывать дела прошедшего дня и надеялись, что завтрашний будет лучше. Бедняк верил, что к следующему закату у него станется достаток; богатый – что сможет сделать много добрых дел – несправедливо обиженный мечтал об оправдании. И все, совершенно все – о счастье. Простом, человеческом счастье, когда в каждом доме царит радость. А потом наступала темнота, люди ложились спать, им снились совершенно разные сны, и уже к утру они чаще всего забывали свои мысли, навеянные им светло-розовым закатом, родившимся в безлюдном месте, там, где земля встречается с небом. А ближе к вечеру, когда на небе появлялся этот же закат, они все вспоминали с самого начала. И так всегда. Накопленное с трудом к вечеру – рассеивалось к утру. В солнечном дне все были обычными. Закат смотрел-смотрел на людей, надо заметить, он их любил, а потому видел всю их беспомощность и однажды решился привычный круговорот жизни изменить. Он обратился за советом к Солнцу.

«Понимаешь, – промолвило древнее Солнце, – ты, вдыхая в них свою любовь, можешь погибнуть, так бывает, когда вкладываешь свои силы во многое, а они и не заметят…»

«Ну и пусть, – решил про себя закат, – зато на всей Земле наступит особенный, самый счастливый день!»

…Он долго готовился к этому. Запоминал лица и желания всех людей, уговорил небо, чтобы не лило дождь, и Солнце, чтобы не пекло, разогнал особенно хмурые тучи и попросил все цветы планеты раскрыть лепестки, прохладный нежный ветерок решил помочь ему и легонько поддувал, заигрывая в песочницах с малышами, чему те были несказанно рады. Заглядывая в мысли людей, он сделал так, что у бедняка на столе был достаток, богатый успевал сделать много добрых дел, несправедливо обиженный был оправдан. И все, совершенно все, были счастливы, потому что в каждом доме царила радость. Казалось, за все это люди должны быть благодарны светло-розовому закату, рожденному там, где земля встречается с небом. Но не тут-то было.

Как только он выступил на небе, все стали недовольно говорить, что заканчивается самый счастливый день в их жизни, и все это из-за злого и, по их мнению, слишком быстрого заката.

Закат тревожно смотрел-смотрел на них и в первый и последний раз в своей жизни заплакал. Густые серебряно-прохладные слезы скатились на землю, и сразу перестал дуть ветерок, все цветы планеты надолго закрыли свои лепестки и сжали их в тревоге. А глаза, губы, нос и волосы светло-розового заката постепенно стали растворяться в надвигающейся со всех сторон темноте, но, собрав все силы и остатки светло-розового света, погибающий от людской холодности закат все же на небе нарисовал: «Люди, я люблю вас…». Эти слова не были никем замечены, потому что люди все свои мысли направили в завтрашний день. А закат растворился в ночи навсегда, но в те минуты, когда он подарил людям небывалую радость, он был счастлив, ведь всего за один день он сделал столько справедливых и добрых дел, которых хватит на много-много жизней…»

* * *

Леша Швабров после смерти своей учительницы Елизаветы Тимофеевны редко стал выходить из монастыря. Обитель сделалась ему родным домом, где никто не тревожил, не отвлекал.

Однако родители его не забывали. Узнав, что покойница завещала их сыну деньги, пришли к нему с просьбой одолжить Ленке на учебу, разумеется, о долге они тут же забыли, а деньги пропили в тот же вечер.

В это время в монастыре случилось самое обычное для этих мест чудо – начала мироточить и обновляться икона. Монахи и послушники, опасаясь шумихи, сняли икону и отнесли в дальнюю келью. Подальше от любопытных глаз и суеты. Стало тихо-тихо.

Шваброву приснился вещий сон, после которого он долго молчал, а Виктор принял постриг, навсегда отрекся от мирского и стал еще больше уединяться в своей келье, упражняясь в посте и молитвах. Изменился даже его внешний облик. Вместо истерзанного жизнью солдата появился монах Елисей. Но перед этим его посетила Наташа, девушка Сергея, и принесла ему свой стих, написанный в тот день, когда он другу в руку сунул нож. Виктор развернул листок из школьной тетрадки и прочел: