На ладони судьбы: Я рассказываю о своей жизни

— Какой неприятный сон, — вздохнула Маргарита. — Не знаю, как можно растолковать его?

— Ладно, может, и вправду чепуха, мало ли что кому приснится.

Но вечером, когда после ужина каждый занялся своим делом, а мы с Маргаритой все еще рассказывали, как жили друг без друга, в барак вошел начальник лагеря (новый, а ту начальницу куда-то перевели). За ним шла нарядчица Вера, с листами бумаги.

— Неужели всех читать? — спросила она у начальника.

Он что-то ответил ей вполголоса.

— Женщины, внимание, — объявила Вера. — Все! Понятно? Все, проживающие в тринадцатом бараке, кроме Мухиной Валентины Михайловны, собирайтесь с вещами, утром рано — этап в тайгу.

Они вышли, а мы сидели в молчании, словно оглушенные.

— Вот и Валин сон, — сказала Маргарита и заплакала. — Ей не ехать, потому что она поедет на освобождение.

— Этап в тайгу, — решила Надя Федорович. — Давно я слышала, что с бывшим тюремным заключением в Магадане держать не полагается. Отправят в тайгу на лесоповал. Просто долго раскачивались, как всегда и во всем у нас.

— Давай не спать всю ночь, — предложила Маргарита, — может, мы никогда не встретимся.

Мы проговорили всю ночь. Чтоб не мешать товарищам, уснувшим возле собранных вещей, мы вышли во двор. Лагерь спал, даже собаки не лаяли — дремали. Мы прогуливались перед бараком. Затем остановились и стали смотреть в небо… Никогда, нигде не видела я таких ярких, косматых, пламенеющих звезд, как здесь в ясные заполярные ночи. Созвездия сдвинуты с привычных мест и кажутся совсем иными, неизвестными, будто мы смотрели на них с другой планеты.

— Увидимся ли мы когда-нибудь с тобой? — сказала грустно Маргарита. — Ты была мне настоящим другом…

Увезли их после обеда. Я долго стояла у ворот и смотрела вслед ушедшим машинам.

«Что-то ждет Ритку? Что-то ждет их всех?»

Я вернулась в барак. Все было в точности, как в моем сне: бумажки, мусор, пустые нары, опустевший барак и я одна.

Я сидела и плакала, когда мне пришли сказать, чтоб перебиралась в седьмой барак. Наш тринадцатый шел на слом.

Я перебралась. Но с горя — слегла. На третий день ко мне, помню, подошёл новый начальник.

— Врач говорит, вы заболели с горя: потеряли друга. Могу понять вас… Но советую завтра выйти на работу… Все же рассеетесь с людьми. Познакомитесь с новой бригадой. Мы пока не будем требовать от вас нормы.

— Спасибо, начальник, я выйду на работу. Пожалуйста, туда же, на рыбный склад.

— Да, да. Вы зачислены в ту бригаду…

На складе царило большое оживление. В бухту Нагаева пришел ледокол и привел за собой целый караван судов. Мы спешно освободили бочки от снега, подкатывали их к воротам, а когда одна за другой подъезжали грузовые машины, мы грузили бочки с кетой и горбушей.

В помощь нам подключили бригаду мужчин. Мы быстро все перезнакомились. В основном, как и мы, 58-я статья, и среди них ленинградский писатель Юлий Соломонович Берзин. Как раз перед арестом я прочла его роман «Возвращение на Ифаку».

В теплушке нас усадили рядом, я сказала, как мне понравился его роман, и спросила, почему не Итака, а Ифака?

Он охотно объяснил, что древние греки произносили именно так — «Ифака».

Мы ели черный хлеб (обедали мы по-прежнему вечером, вместе с ужином), и мужчины предложили нам икры.

Откуда? Они при нас вскрыли одну из бочек с кетовой икрой.

А мы поделились с ними хлебом. Потом бочку забили, и мы все дружно выпили чаю с сахаром, которым нас угостил начальник склада.

Я очень беспокоилась о Маргарите. Где она, как они там живут?

Из новых заключенных — в седьмом бараке — я больше почему-то сблизилась с эстонкой Мартой (Мартой Яновной) и москвичкой Машей. У Марты трое детей остались с мужем и ее матерью.

Следствие было тяжелым. Следователь, женщина, держала ее на ногах по двое суток и методично била кулаком по левому виску. В результате левый глаз превратился в кроваво-красный шар и почти выкатился из орбиты. Марта потеряла сознание, и ее пришлось отправить в тюремную больницу. Все-таки упорная эстонка ничего на себя не подписала…

В этом бараке была в основном одна интеллигенция. И мы скоро путем сравнений выяснили, что в РСФСР ни в одной области женщин не били, лишь мужчин, а в республиканских НКВД следователи били и женщин. В Грузии, с приходом к власти Берии, даже пытали.