На льду

После ухода Ханне я остаюсь в комнате один. Вспоминаю о том, как все это началось, как я впервые предал близкого человека. Долго думать не надо. Это была Анника. Моя сестра.

В то лето в Рённшере. Лето, которое начиналось как обычно, но закончилось катастрофой, навсегда изменившей мою жизнь и жизнь моих родителей.

Я спускался к мосткам в нашем летнем доме неподалеку от Даларэ. Собирался искать сокровища на скалах.

В руке у меня был зажат значок VPK (левая коммунистическая партия), который я нашел у дома. Я надеялся, что соседские дети тоже гуляют на берегу. Интересно, захотят ли они поиграть в Баадер-Мейнхоф[4]. Волны бились о скалы, морской ветер трепал волосы, голые руки покрылись мурашками. Мои ноздри уловили слабый запах табачного дыма. Помню, что я удивился. Папа был дома. И в это мгновение увидел ее – мою сестру Аннику, на три года старше меня. Она сидела на камнях в купальнике и курила.

Курила.

Она сидела, вытянув одну ногу вперед и согнув другую. В руке у нее была сигарета. Ее загорелая кожа блестела на солнце. Светлые волосы собраны в узел. Острые грудки натягивали ткань минимального бикини. Она заметила меня, и с губ у нее сорвался стон. Не вздох, а именно стон.

Я замер. Я прекрасно понимал, что это означает. Динамит. Анника тайком курит на скалах. Эта тайна будет ей стоить дорого. Нужно только придумать, что потребовать в обмен за молчание. Или, может, лучше использовать ее, чтобы отомстить за прошлые обиды? Что лучше выбрать?

Я помню выражение ее глаз, несмотря на приличное расстояние между нами. В них был страх.

– Не говори никому.

Ее голос было почти не слышно. Сестра сохраняла спокойствие, но я видел, что она в панике. Впервые я обладал над ней безграничной властью. Восхитительное чувство.

Сестра вскочила, накинула полотенце на плечи. Я подошел ближе. Теперь можно было различить мурашки у нее на коже и соски, торчащие под крошечным бикини.

– Не говори никому, – повторила она. – Это будет наша тайна. О’кей? Нельзя никому раскрывать тайны, понимаешь?

Но я только улыбался. Все, что я мог, это улыбаться во весь рот. Я чувствовал себя сильным и могущественным. У меня была власть. Власть опьяняла. Я чувствовал, что способен на все, что угодно. И хотя я не собирался этого делать, ноги сами понесли меня обратно в дом. Сперва спокойно, потом все быстрее. Анника бросилась вдогонку, даже не вынув сигарету изо рта. Я слышал ее голос за спиной:

– Чертов мальчишка, вернись.

Но я уже бежал во всю мочь. И если я что-то и умел, так это быстро бегать. Я не бежал, я летел, перепрыгивая через камни. Даже босые ступни не замедляли мой бег, несмотря на все шишки и сучки на пути.

Анника начала задыхаться. У нее нет никаких шансов, подумал я.

Я не собирался сообщать родителям, но, подбежав к дому, увидел маму на веранде. Оперевшись на перила, она смотрела на море и о чем-то думала. При виде меня она убрала засаленную прядь волос за ухо.

– Анникакуритнаскалах!

Она посмотрела на меня непонимающе.

– Что ты говоришь?

– Анника курит. На скалах.

Сестра меня настигла. Зажала рот руками, чтобы заставить меня замолчать, уронила меня в траву. Я уткнулся носом в кору и шишки.

– Заткнись, маленький поганец.

Для девушки она была очень сильной. Она держала меня так крепко, что я не мог пошевелиться. Я чувствовал запах ее пота.

– Анникакурит… Анникакуритна!

– Прекратите!

Это был голос мамы. Высокий, резкий. Она сбежала с веранды и начала нас разнимать. Схватила Аннику за руку и оттащила от меня. Потом набрала в грудь воздуха и закатила Аннике звонкую пощечину.

Мамина реакция вызвала у меня шок. Она всегда была такой доброй и понимающей. Я и представить не мог, что она способна так разозлиться, да еще и поднять руку на своих детей. Анника явно тоже, потому что она застыла, прижав к щеке руку, и только смотрела на маму во все глаза.

– Не смей! – прошипела мама. – Ты знаешь, что твое поведение доводит меня до белого каления…

– Я вас ненавижу!

Голос Анники был едва слышен. От удара по лицу разливалась красная краска.

– Не строй из себя черте-те что, – фыркнула мама. Из глаз Анники брызнули слезы. Она согнулась пополам, полотенце слетело с плеч, она безудержно рыдала.

– Заткнись, заткнись, заткнись, – всхлипывала она. – Это вы во всем виноваты. Это ваша вина. Вы все с ума посходили! Я ненавижу вас!

На крики выбежал папа. Солнце светило ему в спину, превращая волосы в огненный нимб.

– Анника, иди сюда. Слышишь?

Голос у него был абсолютно спокойным, как всегда, когда он был в бешенстве.

Мама схватилась за сердце, как всегда, когда она волновалась.

Аннику все еще трясло. С ее губ сорвался отчаянный вопль. Она выпрямилась, повернулась и побежала к воде. Папа пожал плечами.

– Она успокоится, – сказал он со вздохом и вернулся к своему радио.

Я поднялся на веранду к папе и начал следить за Анникой. Она вышла на край мостков и нагнулась. Зачем? Чтобы снять бикини. Но почему? Анника швырнула купальник на замшелые доски и, не оборачиваясь, подошла к краю и прыгнула в воду.