На льду

Это даже смешно. Я ни разу в жизни не взяла чужой конфеты, а меня обвиняют в краже дорогого украшения. Я сажусь в кресло, закидываю ноги на стол и думаю о том, как сильно мне не хватает Сигге. Он хоть и был только кот, но составлял мне компанию, и его присутствие делало квартиру настоящим домом. Без него тут пусто, и холодно, и неуютно. Может, мне стоит завести новую кошку, но это было бы несправедливо по отношению к Сигге. Ради приличия стоит его сначала оплакать, прежде чем заводить нового питомца.

Учебники по физике пылятся на столе. Я совсем забросила учебу, и все по вине Йеспера. А ведь для него было так важно, чтобы я закончила гимназию и поступила в университет. Я закрываю глаза, откидываюсь на спинку кресла.

– Но почему ты бросила школу?

– Боже мой, зачем говорить об этом сейчас? Йеспер вышел из меня и улегся рядом на кровати.

Сунул под голову подушку. Он был в хорошем настроении. Без его мощного тела поверх меня дышать стало легче. Я сделала глубокий вдох и посмотрела на него.

– Ты не любишь это обсуждать?

– Вовсе нет. Просто это не самая романтичная тема для разговора, не так ли?

– Но я хочу знать. Я люблю тебя и хочу знать, почему ты так поступила.

– Разве нам нужно все знать друг о друге?

– Конечно, нет.

Внезапно выражение лица у него стало таким серьезным, что я испугалась. Он словно ушел в себя, в темную бездну, о которой я ничего не знала. Но в следующее мгновение лицо расслабилось, и он снова выглядел как обычно. Я вздохнула, понимая, что мне придется дать ему какое-то объяснение.

– Так почему ты бросила гимназию? – снова спросил он, делая ударение на каждом слоге.

– Я не бросала гимназию. Я никогда ее и не начинала. Когда папа умер…

Пауза.

– Да?

Он приподнялся на локте, обхватил левой рукой мою грудь и прижался губами к моим губам. Его горячее влажное тело пылало как печка.

– На меня слишком много всего навалилось. Сначала смерть папы, потом эта история с учителем труда. Это было в девятом классе. Я закончила учебный год и полгода была в отпуске, а потом сразу начала работать.

Он резко выпустил мою грудь.

– Так это все из-за этого чертова Спика?

– Я не знаю. Мы оба были виноваты.

– Да ну!

Язвительный смешок.

– Но, милая, ты же была ребенком, а он взрослым человеком. То, что он сделал с тобой, было ужасно, отвратительно, мерзко. Чертов педофил.

– Но я же не возражала.

Йеспер сел на кровати и с яростью накинул покрывало на бедро.

– Надеюсь, ты после всех этих лет не винишь себя за то, что случилось?

– Я не хочу об этом говорить.

– Прости, – вздохнул он, – я только не могу сдержать гнев, когда думаю о том, как он тебя использовал. Ты была несовершеннолетней, в расстроенных чувствах после смерти отца, в зависимом от него положении, и он этим воспользовался.

– Ну, не прямо чтобы воспользовался.

– Да ладно. Это не было совращением несовершеннолетней? Говори что хочешь, но это было неправильно, и ему не стоило этого делать.

– А как ты тогда называешь наши отношения?

Он застыл.

– Что ты имеешь в виду?

– Я тоже в зависимом от тебя положении. Ты директор компании, в которой я работаю, но тебе это не мешает со мной спать.

– Это не то же самое. Мы взрослые люди и любим друг друга. Никто никого не использует. Возможно, это не совсем…профессионально с моей стороны…

Его голос звучал убедительно, но по позе видно было, что я задела чувствительное место. Он отстранился и потянулся за пачкой сигарет.

– Будь со мной честен, Йеспер. Разве это нормальные отношения между двумя равными? Он промолчал.

Я лежу в кровати, полностью одетая, и смотрю в потолок. В одном углу дрожит на ветру паутина. На потолке трещина – из одного угла в другой. Рано или поздно квартиру придется ремонтировать, но на какие деньги? И это тоже вина Йеспера.

Во всем виноват Йеспер. Я снова чувствую гнев, но на этот раз этот гнев не придает мне энергии, как это было после поджога гаража Йеспера. На этот раз этот гнев вызывает у меня депрессию. Я словно проваливаюсь в глубокую черную яму. За окном идет дождь. Даже небо сегодня плачет.

Внезапно у меня возникает желание поговорить с Йеспером. Припереть его к стенке и заставить объяснить, почему он так со мной поступил. Надо только найти в себе силы и поговорить с ним на равных, вернуть себе контроль над ситуацией, вернуть достоинство. Все получится, сказала я себе. Со Спиком же получилось.

Перед кабинетом директора была небольшая комната для ожидания с потертыми мягкими креслами и столом секретарши. В кабинет вела застекленная непрозрачная дверь. Я сидела в одном кресле, мама в другом, между нами стоял журнальный столик из светлого дерева, заваленный журналами. Я полистала журналы: «Школа сегодня», «Учительский журнал». Ничего интересного.

За стеклянной дверью сновали тени, но непонятно было, кто там внутри. Мама теребила свою новую яркоголубую сумку и нарочито громко вздыхала, демонстрируя свое раздражение.