На линии доктор Кулябкин

Петька звонил, жаловался на текучку — все не получалось у них встретиться. Иногда виноватым выходил Евгений Данилович — не мог выбраться. Об исполкоме Козлов не вспоминал, а Евгений Данилович не напоминал — мало ли какие могли быть обстоятельства.

И вдруг месяца через два — бац! — категорический телефонный звонок. Сегодня суббота. Заезжаю за тобой в три — и на дачу. Можешь забрать невестку, сыновей и жену. Сколько уже собираемся — пора и поговорить.

Перезвонились через часок. Наталья была занята, отказалась ехать. Старшему он и не предложил, а Вовка обрадовался, сказал, что приедет к больнице, будет ждать.

В четверть четвертого они уже мчались на Петькину дачу. День выдался отменный. Июльское солнце не прекращало палить. Пришлось прикрываться щитками — смотреть вперед стало трудно. Настроение было счастливым. Евгению Даниловичу чудилось, что он возвращается в детство. Он говорил и говорил, а Козлов снисходительно улыбался да сзади хохотал до упаду сын. Вовке нравился такой неожиданный и непривычный юмор отца.

Евгению Даниловичу показалось, что приятель его мрачнеет — Петькины глаза ни с того ни с сего становились печальными. Впрочем, что может быть печального в такой веселый день?

Удачно проскочили шлагбаум, перекладина стала опускаться буквально следом за ними.

Дача у Петьки оказалась в лесу, вокруг корабельные сосны да могучий, по колено, черничник.

Пока Козлов загонял машину, Евгений Данилович с Вовкой ели пригоршнями ягоды, крупные, как вишни.

Они и не заметили, как Петька слетал домой и теперь звал их с крыльца, уже переодетый в джинсы и бобочку.

Евгений Данилович отыскал Вовку взглядом — рот, щеки, нос у сына были измазаны черникой, а глаза счастливо сияли, — и расхохотался.

— Ты мне нужен, — сказал Петька и, повернувшись к мальчишке, крикнул: — Гуляй!

— Такой мрачный? — весело сказал Евгений Данилович. — Не случилось ли чего?

— Случилось, старичок, случилось, — вздохнул Козел. — Светка, дочка моя, на живот жалуется, лежит в комнате.

Евгений Данилович поглядел на друга серьезно пошел к рукомойнику.

— Собирай ягоды! — крикнул сыну. — Я к больному.

— Ага, — как само собой разумеющееся отозвался Вовка.

Евгений Данилович тщательно вытер полотенцем руки, почему-то волнуясь, думая, как быть, если у девочки окажется что-то серьезное, и вошел в комнату.

— Вот, Светик, это мой друг, доктор, — немного заискивая, точно виноватый, сказал Петька.

— Здравствуй, Света.

Девочка кивнула. Судя по глазам, тяжелого здесь не должно быть.

«Сколько ей лет? — прикидывал Евгений Данилович. — Восемнадцать? Но Петр говорил — школьница».

— Шестнадцать, говоришь? — переспросил Евгений Данилович и поглядел на Петра. — На что жалуешься, Света? Что болит? — и, не дождавшись ответа, решительным жестом потянул одеяло.

— Папа! — Девочка говорила низким, будто простуженным голосом.

— Да, да, — вздрогнул Петька и стал пятиться к двери. — Забываю, что она уже взрослая.

Евгений Данилович согласился взглядом — мол, ничего не поделаешь, растут. Но было в этой улыбке и утешение — особо тяжелого он, доктор, тут не ждет, волноваться не стоит.

Он наконец дождался, когда закроется дверь, вздернул короткую рубашку, положил ладонь на живот и ахнул: «Господи!»

Лицо Евгения Даниловича изменилось, на лбу выступил пот. Он достал платок и, стараясь глядеть в сторону, сказал убитым глухим голосом:

— Какая у тебя беременность?

— Пять месяцев. — Она говорила спокойно, будто перед ней был не друг отца, а врач консультации.

Он передохнул.

— Что же я скажу папе?

Она отвернулась.

— Ничего.

От растерянности он заговорил как-то торжественно и громко:

— Подумай, Света, неужели твой отец не заслужил правды?!

Она молчала.

— Нет, нет! — настаивал Евгений Данилович. — Посоветуй, как мне быть?

— Чего вы пристали! — огрызнулась Света. — Знают они.

— Знают?! — поразился Евгений Данилович. — Но папа сказал: ты больна. Мы вместе ехали, разговаривали, он бы мне намекнул…

Она ухмыльнулась.

Евгений Данилович опустил глаза. Он не мог придумать, что бы еще спросить у девочки, покраснел от неловкости.

— Как же это случилось, Света?

— Как у всех, — в ее голосе была ирония.

Евгений Данилович окончательно растерялся. Он привык иметь дело с больными, которых спасала его решительность, но здесь, в дачной комнате, перед ним лежала дочь друга, девочка, и он, невольно теряясь, робел перед ней, чувствуя свою старомодность и неопытность.

— Ну хорошо, — забормотал он. — Тогда ответь, чего хотел от меня папа?

Она пожала плечами.

— Папа говорит: «Сюся для нас последний шанс, Сюся поможет».

Ему было неприятно, что Света вторглась в их прошлое, назвала школьным прозвищем, но он тут же отмел эту мелочь. Другая, более крупная обида, задевшая его как врача, захлестнула Евгения Даниловича. Он конечно же понял, о чем речь, и все же отчего-то переспросил:

— Чем же я могу помочь, Света?

Она с удивлением поглядела на него и… вдруг улыбнулась, словно бы пожалела этого стареющего недотепу.

— Но отец?.. Отец твоего будущего ребенка хоть взрослый?

— Десять классов закончил.