На линии огня

— Завидую. Скоро жену увидишь. В чистой постели будешь спать с женой. И ни тебе гор, ни бурь песчаных, ни «духов», чтоб им пусто было, ни крови… Лафа!

Черников взглянул на подчиненного:

— А знаешь, Илья, чего я сейчас не хочу?

— Чего?

— Жену видеть.

— С чего бы это? — удивился прапорщик.

— Не хочу жену видеть. Не буду с ней жить. Разведусь.

Зайцев присел на табурет:

— Ты чего, командир? Серьезно говоришь или шутишь?

— Какие тут могут быть шутки. Изменяет она мне.

— Сам видел?

— А кто из мужей видит, как жена ему изменяет?

— Откуда знаешь?

— Чувствую. Сердцем чувствую, а его не обманешь. Но не будем об этом. Давай, доставай спирт, разливай, хватит ему охлаждаться. Выпить хочу за пацанов наших, погибших у Куншера, за Кольку Белоусова. За всех, кого сожрала эта война…

Зайцев разлил еще не остывший разбавленный спирт по граненым стаканам:

— Давай, командир, за них!

Выпили. Закусили мясом и хлебом, закурили. Сидели до двух утра, пока спиртное не свалило боевых офицеров.

В 9.30 вторника 12 июля заместитель начальника штаба вручил Черникову копию приказа о замене в Союз. И предписание, согласно которого старшему лейтенанту Черникову предлагалось до 14-го числа убыть в распоряжение командующего Краснознаменного Туркестанского военного округа. Датой прибытия в Ташкент значилась пятница, 15 июля. Передать роту Черникову предстояло офицеру из отдельного батальона материально-технического обеспечения дивизии. Не дождался Александр замены офицером из Союза или одной из западных групп войск, командование решило выдвинуть на повышение старлея из автобата. Да это и к лучшему. Не придется вводить вновь прибывшего в курс дела. Да и отдать роту будет легче. Все же своему, «афганцу». В среду Александр попрощался с погибшими, а в четверг утром вылетел в Кабул, оттуда в Ташкент. И уже в 19.00 местного времени он занял номер в офицерской гостинице военного городка у штаба округа. Афганистан остался позади. А впереди пока еще неизвестность. Впрочем, куда бы его не послали, сначала он отгуляет отпуск, а потом хоть к черту на кулички! Решение относительно жены он принял, а где служить, Черникову было все равно.

В 10.00 в пятницу 15 июля он, получив в бюро пропусков пропуск, поднялся на 6-й этаж здания штаба округа, где размещалось управление кадров. Встретил его полковник-автомобилист — пухленький, низкорослый, цветущий и пахнущий дорогим одеколоном штабист.

— Старший лейтенант Черников? Как же, как же, ждали. Я — полковник Гришин Эдуард Сергеевич. Смотрю, ты пунктуален, Александр Владимирович. Это хорошо, очень хорошо. Ты мне скажи, чеки обменять по хорошему курсу не желаешь? Я бы приобрел.

— Нет, не желаю.

— Тоже верно. В Москве за них больше дадут. Ты не подумай, я не щипач какой, просто дочке шубку обещал купить, а ее в обычных магазинах не достанешь. Даже за чеки.

— Тогда зачем вам здесь чеки?

— Так дочка в Москве живет. Замуж вышла и переехала. А чеки в «Березке» принимают, там есть все!

— Ясно.

— И еще, старлей, ты «Шарп» двухкассетный, случаем, не привез из Афгана?

— Нет.

— А вот это зря. Здесь мог бы за пару штук спихнуть… Но смотрю, ты не барахольщик. Молодец, уважаю таких. Я вчера в наградной отдел заходил. Хочу обрадовать: из Кабула на тебя представление пришло, к ордену «Красного Знамени». До этого чем награждали?

Черников, за какие-то десять минут уставший от живчика-полковника, ответил:

— Орденом «Красной Звезды» и медалью «За боевые заслуги».

— О, да ты у нас герой! Но «Знамя» вряд ли дадут, скорее «За службу Родине III степени» пришлют. Тоже неплохо, в твои-то годы…

— Товарищ полковник, может, делом займемся? Я контуженный в последнем бою, — солгал Александр. — Голова от переутомления начинает болеть. Да так, что хоть на стенку лезть.

— Может, в госпиталь позвонить? Туда тебя на некоторое время отправить отдохнуть, подлечиться?

— Не надо, в отпуске и отдохну, и подлечусь. Куда меня направляют?

Физиономия полковника-штабиста расплылась в довольной ухмылке:

— А тебе разве не сказали? В Центральную группу войск поедешь, в Чехословакию. Я там шесть лет отпахал, и до конца службы остался бы. Цивилизация! Магазины не то, что у нас. Все что захочешь, в избытке. Телевизоры наши цветные в цене, приемники «Альпинист», часы электронные, самовары — да все, короче, что из Союза припрешь, спихнешь влегкую — и с наваром. Только с особистами поаккуратней. Эти ребята карьеру в момент испортят.

Черников вздохнул. Его начало раздражать поведение штабиста.

— Когда я смогу убыть в отпуск и далее к новому месту службы?

— Да хоть завтра. Хотя, нет, впереди выходные, так что во вторник или среду. Можешь на среду смело билет до Москвы брать. Возникнут проблемы, помогу. А мы до среды в загранпаспорте визу в Чехию оформим, другие бумажки… Но с тебя, как ни крути, пузырь коньяка.

— Какие вопросы? Хоть сейчас.

— Э-э, нет, только после 18.00.

— А до 18.00 мне что, здесь в штабе торчать?

— Зачем? Ты представился, документы сдал, отметку на пропуске я тебе поставлю, печать в приемной — и гуляй на здоровье! Ташкент — город, как говорится, хлебный: шашлык, плов, шаурма — пальчики оближешь.