На линии огня. Слепой с пистолетом

Рядом с ним находилась пожилая белая женщина в платье подростка. У нее тоже было на лице некоторое напряжение — словно ее тревожил запор. Между ними был плакат с надписью: «БРАТСТВО! БРАТСКАЯ ЛЮБОВЬ — ЭТО ВСЕ!»

За машиной следовали голоногие демонстранты — двенадцать рядов по четыре человека в шеренге. Над каждой шеренгой реяло по плакату с тем же содержанием, что и на плакате в машине. Чернокожие юноши выглядели невероятно черными, а белые — чрезвычайно, даже чересчур, белыми.

За ними катилась хохочущая, пляшущая, целующаяся и обнимающаяся лавина черных и белых всех возрастов и полов. Еще полчаса назад они впервые увидели друг друга. В своей совокупности они представляли собой страшный сон поборника расовой сегрегации. Впрочем, и гарлемцы глядели на все это без особого восхищения.

— Это же просто оргия! — заявил один из них.

Другой шутник, не желая оставаться в долгу, крикнул:

— Мамочка такого здесь не допустит.

— Белая шваль, — фыркнула величественно черная дама.

Ее не менее величественного вида спутник, с трудом подавив усмешку, отозвался так:

— Кто еще может быть с этими черными гуталинщиками?

Впрочем, враждебности никто не выказывал. Да и особого удивления тоже. Праздник есть праздник.

Но когда с юга появилась другая процессия, у черных зрителей от удивления глаза полезли на лоб. Демонстранты шли по восточной стороне Седьмой авеню, мимо бара ресторана «Шахерезада», мимо церкви, на которой висел плакат: «ГРЕШНИКИ — ОСТОЛОПЫ НЕ ВАЛЯЙТЕ ДУРАКА!»

Гарлемцы были повергнуты в смятение, ибо впереди процессии следовал сиреневый с золотом открытый кадиллак, за рулем которого восседал толстый чернокожий с заячьей губой, в голубом с металлическим отливом шелковом костюме. На переднем бампере автомобиля была укреплена статуя черного Иисуса. По его раскинутым в стороны рукам стекала черная кровь. Вокруг сломанной шеи была обвязана белая веревка. От его страшного оскала кровь застывала в жилах, даже смешанная с большим количеством алкоголя. К его скрещенным черным ногам был гвоздями прибит плакат: «ОНИ МЕНЯ ЛИНЧЕВАЛИ!» В кадиллаке сзади стояло двое чернокожих с другим плакатом: «НЕ БОЙТЕСЬ!»

За кадиллаком тянулась вереница очень легко одетых чернокожих девиц, всех оттенков, толстых и худых, высоких и низеньких под руку с несметным количеством чернокожих молодых людей в теннисках. На черных лицах сверкали белки глаз, блестели зубы. У одних были плакаты «ЧЕРНЫЙ ДЕТКА ИИСУС». У других: «ДАВИ ИХ, ГОСПОДИ!» Они пели: «Не бойтесь мертвых… Выше голову… выше голову друзья!» Казалось, они были на седьмом небе от радости, что им позволено шествовать за таким жутким Иисусом. Замыкали шествие солидные черные проповедники с плакатиками «НАКОРМИ ИХ, ИИСУС! и ПУСТЬ ИХ ВЫРВЕТ!»

Честный, но вдрызг пьяный христианин, выйдя из бара «Шахерезада», увидел это, и решил, что на него движется адская колесница, ведомая дьяволом в огнеупорных одеждах.

— Я уже видел это во сне! — крикнул он на всю улицу. — Я знал, что они распнут его еще раз!

Но большинство гарлемцев ошеломленно молчали. Контраст между ужасным обликом черного Христа и заразительным весельем, источаемым морем черных девиц и парней, заставил их судорожно морщить лоб, дабы понять, на каком свете ни находятся.

Но тут с Седьмой авеню, севернее перекрестка, раздался грохот. С севера двигалась еще одна демонстрация, возглавляли которую дюжие чернокожие молодцы в кожаных куртках с поясами, сильно напоминавшие фантазию на тему СС в черной гамме. За ним следовали двое безмолвных молодых людей, одетых как священники — это они занимались стряпней в квартире доктора Мура. За ними шел высокий толстяк, который стоял на бочонке на перекрестке 135-й улиц и Седьмой авеню и произносил истерические речи о власти черных.

На безопасном расстоянии от них двое крепких, голых до пояса парней катили странное приспособление на колесах, напоминавшее паровозный котел. В нем что-то булькало, грохотало и озаряло их лица вспышками пламени, поочередно высвечивая белки глаз, сверкающие зубы и мощные черные мускулы их торсов, словно в адском калейдоскопе. За ними шествовало двое, несших большой белый плакат, на котором было написано: «ЧЕРНЫЙ ГРОМ! ЧЕРНАЯ ВЛАСТЬ!»

Далее виднелась толпа черных мужчин и женщин, одетых во все черное. При более внимательном рассмотрении они оказались все внушительных габаритов. Они несли плакаты, на которых были лишь два слова: «ВЛАСТЬ ЧЕРНЫМ». В сумрачном освещении они казались очень серьезными. Если власть определялась исключительно физической силой, то они ею обладали вполне.

Первыми прокомментировали это любители марихуаны, ошивавшиеся у бильярдной к северу от 126-й улицы.

— Эти кошки накурились до опупения, — сказал один из них. — Поделились бы со мной

— Парень, ты уже в порядке. Но они такие тихие. Почему?

— Откуда мне знать? Спроси их сам.

— Эй, ребятишки, — крикнул первый, — скажите-ка нам что-нибудь.

И дайте курнуть, — попросил второй.

— Не обращайте внимания на этих болванов, сказал своим подопечным высокий толстяк