На манжетах мелом. О дипломатических буднях без прикрас

В Приштину в мирное время путь занимал часа четыре. С лихими сербскими водителями мы домчались гораздо быстрее. Въезжаем на территорию Косова по хорошо знакомой мне дороге. Вдруг останавливаемся у развилки. Начальник охраны, сидевший на переднем сиденье, что-то живо обсуждает по мобильной рации со своими коллегами. А затем отдает команду повернуть налево, а не направо, как мы ездили обычно. «В чем дело, друже?» – удивился я. «Да помните, господин посол, там через километр небольшая эстакада над оврагом? Так вот, как мне сообщили, ее пять минут назад разнесло на куски прямым попаданием. Так что придется сделать небольшой крюк, не волнуйтесь, скоро доберемся».

В Приштине первым делом встретились с сербским «наместником» Косова Зораном Анджелковичем. Тот, увидев лимузин из президентского гаража, возмутился: нет, тут на таком передвигаться нельзя. И нам с Юрой подогнали здоровую бронированную автомашину. На ней меня отвезли к особняку, в котором под неусыпной охраной проживал Ругова и его многочисленные родственники. После взаимных приветствий собеседник взял лист бумаги и написал: «Господин посол, я уверен, что здесь установлена подслушивающая аппаратура». – «Ну и что? – ответил я. – Полагаю, нам особо скрывать нечего». Поговорили мы где-то с полчаса, а затем вышли к собравшимся журналистам на пресс-конференцию.

Далее приведу отрывок из статьи в газете «Труд» (нашел в Интернете): «Лидер косовских албанцев Ибрагим Ругова жив-здоров. Его дом не сожжен, он свободен в своих действиях и готов продолжать переговоры. Такие вести привез из Приштины российский посол в Югославии Юрий Котов, который имел с Руговой получасовую беседу о перспективах урегулирования косовского кризиса.

В разговоре, который проходил без переводчиков на французском языке, лидер Демократического союза косовских албанцев подтвердил свою позицию о том, что проблемы края нужно решать мирными средствами, а не применением военной силы.

Российский посол опроверг также многочисленные сообщения западных агентств о превращении центрального стадиона в Приштине в концентрационный лагерь для албанских беженцев. Стадион действительно не может быть использован по своему назначению, заметил он, так как футбольное поле засыпано обломками от соседнего здания городского УВД, которое на днях было разгромлено натовской авиацией. Никаких следов массового сбора там албанских беженцев нет.

Приштина произвела на нашего посла двоякое впечатление: в городе много разрушений от бомбардировок, народу на улицах значительно меньше, чем прежде. Но с другой стороны, город не выглядит обезлюдевшим, работают магазины, киоски».

После осмотра Приштины, отказавшись от предложения Анджелковича пообедать, мы пересели из бронированного авто в президентское и на полной скорости рванули обратно в Белград. Опять добрались до него часа за три. У входа в посольство меня поджидал Яков Федорович Герасимов. Он сообщил, что некоторые СМИ уже выдали краткую информацию о нашей с Руговой пресс-конференции, а также добавил, что по ВЧ звонил министр и просил меня срочно связаться с ним. ВЧ – это высокочастотный шифрованный телефонный канал. Обычно Иванов им пользоваться не любил – звук на нем фонил, шел с какими-то задержками, и иногда трудно было понять собеседника. Поэтому мне всегда доводилось общаться с ним по обычному городскому или мобильному телефону. Но в данном случае пришлось подниматься в референтуру, где в тесной, закупоренной кабинке находился аппарат ВЧ.

Но зато с министром оператор соединил моментально. «Ну, мы в принципе уже в курсе о произошедшем, – сказал тот, – а почему ты так долго не звонил?» – «Помилуй, Игорь Сергеевич, – ответил я, – ты же сам знаешь, до Приштины и в мирное время ехать несколько часов, а тут все-таки еще и бомбежки». После затянувшейся паузы – недоуменное: «Ты что, в Косово ездил?» – «А как вы полагаете, мне Ругову, как Милошевича, в Белград привозили?» – вопросом на вопрос ответил я. «Ладно, иди отписывайся», – последовало указание министра.

Отписался я к позднему вечеру (до этого успел только сообщить жене, что благополучно вернулся). И вновь звонок из Москвы – на этот раз от директора департамента Александра Толкача (с Сан Санычем мы вместе проработали два года в Белграде, где он был советником-посланником до Герасимова). Он сообщил мне, что по указанию министра они сейчас пишут записку президенту с предложением наградить меня орденом Мужества. «С вами ведь ездил и Юра Пилипсон, – продолжал Толкач, – не будете возражать, если его представим к медали?» Я, разумеется, эту идею поддержал двумя руками. Как позднее поведал мне все тот же наш источник в администрации президента, Ельцин, получив «реляцию» о моем награждении, вроде бы хотел порвать ее в клочья, а потом просто швырнул в корзину. Вот так мне аукнулся срыв поездки чубайсовской делегации.