На мелкие части

– Мне не понравилось. Искусствовед Марк уже обвинил меня в отсутствии коммерческой жилки. Можно, мы займемся чем-то более интересным, гарантированно вызывающим улыбку? – спросил он, настойчиво лаская ее грудь.

– О, хотела тебя спросить! А ты понял, почему «the smile»? – Ева явно была настроена на беседу.

Ясон перестал настаивать и, вздохнув, ответил:

– Рассказывай. Но я готов потратить на эту тему не больше пятнадцати минут.

– О’кей, я уложусь. – Ева нисколько не обиделась. – Я разговаривала с их лидером. Это было месяца три назад – они тогда еще жгли копии и только мечтали «выйти на новый уровень»: на оригиналы не хватало денег. Хотела бы я знать, кто их спонсировал! – Она перевернулась на живот и посмотрела на Ясона. – Все было как положено: мне завязали глаза, провели в какое-то безликое помещение типа сарая с кучей всяких инструментов, сами художники были в масках и черных костюмах, разговаривали через генератор голоса. Пообещала включить их работы в исследование, и они согласились со мной побеседовать.

– И как, включила?

– Ага, – ответила Ева. – Выжала из себя целую одну строчку. Но я не об этом. В какой-то момент я спросила, почему «the smile». Их лидер возвращает вопрос мне: а какие у вас ассоциации с улыбкой? Я, конечно, отвечаю, что самая известная улыбка в искусстве принадлежит Моне Лизе. После смайлика, конечно. Он практически обвиняет меня в недостатке образования и начинает объяснять. Оказывается, у Брэдбери был рассказ «Улыбка». Постапокалиптический мир, в котором искусство считается причиной краха цивилизации. Главный герой – мальчик – видит процесс экзекуции картины – разумеется, «Моны Лизы», – и подбирает обрывок с улыбкой, оставшийся от нее.

– Мне кажется, Бредбери хотел добиться не уничтожения картин, а прямо противоположного эффекта.

– Эти товарищи, – это слово Ева, как обычно, произнесла со славянским акцентом, – считают, что как улыбка, оставшаяся от картины, перевернула мир мальчика, так и они потрясут своих зрителей. Акт разрушения является переосмыслением старинных шедевров, и они как бы сразу обретут виртуальное бессмертие, не зависящее от срока жизни бумаги. А один из художников, самый мелкий, по-моему, произнес, что картин и так слишком много и должны остаться только лучшие, а остальные – быть уничтожены, и это есть эволюция.

– Какие разные бывают оправдания для разрушения, – насмешливо произнес Ясон, закидывая руки за голову.

– Я рада, что ты со мной согласен. А продавать ты это будешь?

– В зависимости от того, купит ли что-то мой помощник, – ответил он.

– Как здорово иметь помощника, – промурлыкала Ева, подкрадываясь к Ясону ближе. – И вечер свободен, и встать можно попозже…

***

За завтраком почти не говорили. Марк сгорал от нетерпения, но держался, твердо решив дождаться прямого вопроса. Ясон выглядел немного помятым, но счастливым, из чего Марк справедливо заключил, что вечер с Евой прошел удачно.

Когда они наконец погрузились в машину, чтобы ехать в аэропорт, Марк уже потерял всякую надежду, что Ясон заинтересуется содержимым особого чемоданчика для перевозки произведений искусства, который они с водителем осторожно погрузили в багажник.

Однако кофе наконец подействовал, Ясон немного ожил и наконец задал вопрос:

– Что ты выбрал?

Марк выдержал эффектную паузу, и Ясон продолжил:

– Я бы остановился на кучке пепла от Твомбли. В ней могли остаться несколько не до конца сгоревших элементов, и в описании объекта можно было бы нагнать достаточно романтического флера.

Марк с видом фокусника молча перекинул Ясону изображение. Он открыл его в приватном режиме и улыбнулся. Перед ним был белый трафарет с силуэтом девочки, черным по краю от брызг краски, и с красными брызгами вокруг шара в форме сердца.

– Неожиданно. Как достал? – спросил Ясон, закрывая картинку.

– Там был один обнищавший коллекционер, который очень хотел поучаствовать в торгах за кучки искусства и отдал мне этот трафарет за смешную цену на условиях, что я переведу ему на счет всю сумму в течение получаса. Я рванул к нему домой, осмотрел этот трафарет, потом договорился еще об одном, с крысой, – и быстро оформил сделку.

– Отлично сработано, Марк.

Марк удовлетворенно кивнул. На самом деле он был рад смотаться вчера со склада, где развернулась нешуточная борьба за останки произведений. Он провозился с упаковкой трафаретов до полуночи, а потом пару часов шлялся по Берлину по тем точкам, которые в своем кратком путеводителе осветила Ева. Город ему в итоге понравился – и старинные районы, и летящее над городом метро, и граффити, и азиатская еда в европейской оболочке. И возможность выбора, которую Берлин предлагал.

– Знаешь, как значится этот трафарет в документах купли-продажи? – спросил Марк продолжающего зевать босса.

– Удиви меня, – сказал Ясон.

– «Надежда», – ответил Марк с каким-то ему самому непонятным воодушевлением.

Ясон пробурчал что-то вроде «еще не старею» и явно продолжил думать о Еве.