Марш этот дивизия должна была совершать одной колонной, так как через этот густой, большой сосновый лес имелась одна лишь дорога. В авангард назначен 172-й пехотный Лидский полк с батареей; я верхом со штабом ехал в голове колонны главных сил и, очарованный прекрасным осенним днем и полной тишиной в природе, незаметно для себя отделился от колонны и вслед за цепочкой от авангарда втянулся в лес, где также была полная тишина. Вдруг среди самого леса в непосредственной близости от нашей группы, затрещали ружейные выстрелы и над головами засвистали пули, наша цепочка и отставшие от авангарда нижние чины тотчас же начали отвечать на этот огонь, кто-то закричал «немцы!». Начальник конвоя спешил свой конвой, крикнул «ура!», все бросились в сторону стрелявших и через несколько минут привели ко мне 17 человек немецких солдат, а потом принесли еще одного раненого и одного убитого. Раненный в живот, умирая, все время показывал на грудь, я приказал осмотреть, оказалась под рубахой большая ладанка, данная ему католичкой-матерью с молитвой и просьбой к тем, кто найдет убитым ее сына, прислать эту молитву по указанному ею адресу. Я приказал эту ладанку забрать и сдать в первом же селе старосте для отсылки матери.
В числе пленных оказалось несколько поляков, от которых мы узнали, что они принадлежат XVII немецкому корпусу[58]
и два дня тому назад, находясь в сторожевом охранении у восточной опушки этого леса, отбились от своего полка и заблудились. Заметив движение русских войск, они попрятались за штабели дров, сложенных на прогалине леса, правее дороги, и не знали, на что решиться, но были замечены нашим солдатом, который по ним выстрелил и закричал: «Немцы!», невольно начали отстреливаться, а потом, заметив русского офицера, сдались в плен.От стрельбы наделался переполох, прискакали из колонны узнать, в чем дело. Казаки уже успели снять чехлы с касок немцев и торжественно демонстрировали их как первых своих пленных!
Левее нас в этот день двигалась 26-я пехотная дивизия двумя бригадными колоннами, причем левой 2-й бригаде 26-й пехотной дивизии[59]
дано было направление с таким расчетом, чтобы она в дальнейшем своем движении могла отрезать крепость Лётцен с запада.Я со штабом расположился в доме бежавшего ксендза в непосредственной близости от костела[65]
, кругом ограды которого были разбиты коновязи. Появившийся после полудня немецкий аэроплан, безрезультатно обстреливаемый из сотни винтовок, сбросил две бомбы, упавшие вблизи коновязи, убил и поранил несколько лошадей.До Галингена переход по обыкновенным дорогам, сильно разбитым проходившими здесь немецкими войсками, в 35 верст, был очень труден, в особенности через лес между Шипенбейлем и Галингеном. Противника не встречали, но в 5-й стрелковой бригаде при занятии ею Бартенштейна произошла перестрелка, как оказалось потом, с ландштурмистами[69]
, быстро отступившими. О месте остановки штаба корпуса, по обыкновению, сведений не имелось. Заняв поздно вечером без боя Галинген, я выдвинул авангард (в составе 171-го пехотного Кобринского полка и двух батарей 43-й артиллерийской бригады) по ту сторону леса у Креколеша[70] и заночевал.