При обсуждении относительно дальнейших действий я доложил, что, по моему мнению, выход один: приказать войскам следовать в те окопы, которые они рыли у Жихлина, дорогу к ним всякий солдат знает и перемешанные теперь войска к утру разберутся. С этим докладом генерал Чурин согласился, и всюду по дорогам мы разослали офицеров передать этот приказ.
Обгоняя свои части и направляя их в свои окопы, я со штабом поздно ночью прибыл на сахарный завод у Жихлина, где и разместился в том же доме, где мы стояли и раньше. Тотчас же ко мне явился командир Александро-Невского пехотного полка (?) и, доложив о том, что он отбился от своего корпуса и теперь с полком находится в Жихлине, он просит присоединиться к 43-й пехотной дивизии под мою команду. Я охотно на это согласился и, вкратце рассказав о боевой обстановке, дал его полку задачу прикрывать правый фланг дивизии, для чего теперь же выдвинуться из Жихлина и занять рощу, что в двух верстах к западу от Жихлина.
Получил также от начальника 2-й гвардейской кавалерийской дивизии генерал-лейтенанта Казнакова[187]
[188] по левую записку о том, что он с дивизией отошел за реку Слудву и охраняет для нас мосты на ней (?).Штаб корпуса также переехал из Кутно и разместился там же, где стоял и раньше, в непосредственной близости от железнодорожной станции Пнево.
Остаток ночи и утро 3 ноября прошли спокойно, страшно усталые все спали. Но часов около 10 утра раздаются орудийные выстрелы со стороны противника; выхожу на балкон второго этажа нашей квартиры, с которого открывается большой кругозор в сторону наших позиций, и вижу, что шрапнели противника рвутся над рощей, занятой Александро-Невским полком; на всем нашем фронте спокойно и ни одна из наших батарей на огонь не отвечает. Обстоятельство это меня несколько удивило, и я приказал послать на правый участок позиции узнать, почему молчат наши батареи. В ожидании ответа (телефона не было), длившегося почти час времени, огонь по роще не прекращался и, по-видимому, велся из гаубиц (конных), потом прекратился, и через несколько времени из леса выдвигаются кавалерийские дозоры, а за ними четыре эскадрона, которые за пригорком спешиваются, и на скирду хлеба, стоявшую здесь, взбираются их наблюдатели. Становится очевидным, что Александро-Невский полк рощу очистил и отошел в Жихлин. Разъезд, посланный на правый участок, возвратился и доложил, что на правом участке, где должен был быть 172-й пехотный Лидский полк и батарея Финляндского артиллерийского дивизиона, находятся только две роты этого полка, а где командир полка с остальными батальонами, никто не знает[189]
.Продолжаю наблюдать за немецким кавалерийским полком. Стоит на прежнем месте, его дозорные и разъ езды занимаются ловлей наших солдат, отбившихся от своих частей во вчерашнем бою и теперь направляющихся на Жихлин. А потом полк садится на коней и с осторожностью начинает двигаться в направлении на Жихлин, охватывая его с севера. Ну, думаю, нарвутся на нашу пехоту в Жихлине, а со стороны Слудвы их атакует 2-я гвардейская кавалерийская дивизия. Ничего подобного! Александро-Невский полк из Жихлина ушел, а наша кавалерия за полем не наблюдала и потому, вероятно, ничего не предпринимала. Немецкая кавалерия появляется у южной окраины местечка; нужно предпринимать меры к защите штаба. Выдвигаю саперную роту, квартировавшую с нами на сахарном заводе, вправо, приказываю штабу укладываться и подать автомобиль. Когда укладка окончена, сажусь на автомобиль и со всем штабом направляюсь на железнодорожную станцию Пнево в штаб корпуса доложить об обстановке. В то время, когда я делал доклад командиру корпуса, раздаются орудийные выстрелы со стороны Жихлина и гаубичные снаряды рвутся у самой железнодорожной станции, по-видимому, огонь направлен по санитарным, стоявшим здесь поездам. Один за другим поезда благополучно отходят на Лович, а через четверть часа после того немецкий кавалерийский полк атакует станцию, а через полотно железной дороги, пролегающей по невысокой насыпи, направляет в рассыпном строю один эскадрон на штаб корпуса. Командир корпуса находился в доме, а я в это время вместе со своим штабом за воротами. Тут же был конвой и наши верховые лошади. Командую всем: «По коням, садись, шашки вон, в одну шеренгу!» Еще одна, две минуты, и мы бросились бы в контратаку… Но в это время с другой стороны дома раздается страшнейшая ружейная трескотня, несколько немецких кавалеристов сваливаются с лошадьми, у них происходит замешательство, поворачивают и ускакивают назад. Мы спасены ротой 104-го пехотного Устюжского полка, находившейся по ту сторону дома, о присутствии которой нам не было известно. Подобранные устюжцами немцы оказались «бессмертными гусарами» в медвежьих шапках[190]
. Роте устюжцев приказано было занять насыпь железной дороги. Немцы атаки не возобновляли.Командир корпуса решил отходить за Слудву. О чем тотчас же был отдан приказ.