На моем зеленом лице все написано

В детстве мне нравилось смотреть, как она распахивает створки, заглядывает внутрь, подкручивается на цыпочках от нетерпения. Выуживает подходящее, поднимает волны цветочных запахов. Прикладывает к себе.

Пока она копалась в шкафу, меня не покидало ощущение, что она шушукается с кем-то, кто сидит внутри и советует ей, как жить. Это был волшебный, не мой мир. Там совершенно точно не мог оказаться закатившийся грузовик или плюшевый кот с длинными унылыми усами, которого я раньше любил класть с собой в кровать. Там совершенно точно не было места и мне.

– Поиграй со мной, – иногда просил я, надеясь, что сегодня чудо произойдет.

Но она только смеялась и теребила меня, подсовывала конструкторы и динозавров.

– Как же я поиграю с тобой, Симочка? Поиграй сам. Я ведь не умею. Я же взрослая.

И она устраивалась неподалеку, перебирала быстрыми пальцами в телефоне, листала, клацала. Взрослых всегда оправдывает то, что они взрослые.

Я просто так ее просил. Мне давно не нужен был помощник в играх, я был вполне самостоятельным. Как здесь говорят, быстро адаптировался. Чего, кстати, нельзя было сказать о ней самой.

Переехав сюда, мы поначалу все разглядывали. Просто ходили и разглядывали чужую жизнь, открыв рты. Отец нас всюду возил, когда был не на работе. Показывал страну, как будто создал ее своими руками. Все объяснял. Только мы не понимали ничего. Он переходил на английский для мамы. А со мной придумал руками показывать. Мы с ним сразу наладили общение. Он показывает и произносит. Показывает и произносит. А я повторял. Это ведь несложно.

А мама не повторяла. Ей это казалось детской игрой и бесило. Ведь она была взрослая, которая не умеет играть в детские игры. Мама быстро с нами заскучала. Я не видел, но знал, что она плачет в комнате.

С отцом они разговаривали или на английском, или тыкая пальцами в планшет. Мне тоже почти сразу купили планшет. И туда отец закачал игру, в которой были картинки и слова со звуком. Ничего сложного!

Когда я пошел в Эскари[10], то уже вполне сносно мог объяснить, чего хочу. А хотел я – все! Мне тут все нравилось. Перед этим я ходил в детский сад. Мне оставался всего год, в шесть уже в Эскари зачисляют. Мама спорила с отцом, говорила, что ей все равно делать нечего и я могу не ходить в сад. Но отец настоял. Мне это очень с финским помогло, кстати. А то сидел бы в школе ни бe ни мe.

Я смеялся, что мы с ней вместе ходим учиться. Я в школу, а она – на курсы. Но потом я понял, что она на это обижается. На то, что мы вровень. А она ведь старше. Наверное, ей было это неприятно. Поэтому я больше не смеялся. И отцу показал, что не надо смеяться. Хотя он над этим и не смеялся. Просто она не понимала разницы. Он смеялся, потому что был счастлив, когда смотрел на нее.

Мама из-за этих курсов стала занятой и сердитой. Забиралась на кровать, обложившись красивыми цветными тетрадями, грызла карандаш. Когда у нее не получалось, она бросала тетради и книги на пол. Отец осторожно прижимал к своей широкой груди ее голову, укачивал, ласково говорил с ней.

– Я люблю тебя любую, – говорил он.

– Все получится, – говорил он.

– Потихонечку, – говорил он.

Уже тогда я понимал, что он ей говорит. А вот она не понимала.

* * *

Хорошо, что вскоре у меня появился Рупла. Он старше меня всего на полгода. Но цифры тут не имеют значения. Просто он – старше. И он никогда не даст мне об этом забыть. Может, потому что у него есть взрослые брат и сестра и он им подражает изо всех сил. Или потому, что он родился в Финляндии, а я только приехал.

Мы с ним познакомились на нашей улице. И дружим с той поры. Даже решили не заводить себе жен, чтобы они дружить не мешали. Рупла сказал, что вместо жены заведет чау-чау с синим языком и ему хватит счастья на всю жизнь. Но это мы решили, когда были совсем одуваны.

Как мне повезло, что он оказался в нашем районе! Даже не знаю, что бы я без него делал. Я люблю Руплу.

Мы тогда с мамой шли из сада домой, и я допытывался, есть ли дома мороженое. И тут нас обгоняет крутой пацан на самокате. Рассекает – волосы по ветру. А у него кудри всегда были будь здоров. И так он, и эдак оглядывается на меня, и чуть ли не язык показывает. Ну и я ему показал. Не навернись типа. С мамой за руку когда вышагиваешь – чего ж язык не показать? Он укатил.

Подходим к дому, гляжу – стоит у наших ворот, в носу ковыряет. И говорит на чистом русском:

– Вы тут живете?

И глаза такие недобрые мне скроил, что сразу ясно, сейчас я огребу за свой язык.

Мама обрадовалась как ненормальная.

– Сима! Ты посмотри, какой тут друг тебе нашелся. Ну-ка, подружись с мальчиком. Поиграйте во что-нибудь.

И бац – оставляет меня за воротами, и сама домой, вся счастливая. Как будто это в нашем Соломенном происходит, где все друг друга знают. А не в неизвестной местности чужой страны. Ну Ёга-баба. Стою такой, в ожидании пенделей. Пацан ты-дыч меня локтем в бок:

– Ты тут чё?