На морских дорогах

Прикинув на карте приблизительно место, где должен находиться теплоход, я проложил курс вдоль берега острова Хоккайдо. До поворота в Японское море оставалось 11 миль. Еще раз обдумав всевозможные варианты, решил поворачивать через 12 миль, нанес место поворота, отметил по лагу.

Через час произошло событие, которое я долго помнил и которое навело меня на размышления. Я сидел на диванчике штурманской в полудреме, прислушиваясь к характерному звуку репитера, к пощелкиванию лага. Однако голова продолжала работать.

– На лаге 83,5, Константин Сергеевич, – сказал вахтенный штурман, – можно поворачивать?

Я снова продумал все варианты нашего плавания. Место теплохода точно неизвестно, и, пожалуй, нет никаких оснований отменять принятое решение. Но подспудное чувство подсказало: «Надо пройти еще одну милю».

– Пройдем еще одну милю, – сказал я. – Когда на лаге будет 84,5, поворачивайте.

Словно какая-то тяжесть спала с моих плеч после этих слов.

Через 5 минут мы повернули на выход в Японское море, а еще через 10 минут туман стал редеть, расходиться. Слева, в какой-нибудь полумиле, показались скалы, торчавшие из воды. Определились. Стало ясно, что произошло бы, поверни я, как намечал раньше. Теплоход немедленно сел бы на камни у японского берега. Груженный паровозами, он не смог бы открыть трюм и выгрузить часть груза для облегчения судна. Откачать воду из балластов нельзя, она входила в расчеты: центр тяжести при палубном грузе накладывается достаточно высоко.

Все эти мысли пришли мне в голову при виде острых камней, торчавших из воды. Я долго не мог успокоиться. Авария была так близка, и избежали мы ее, казалось, случайно…

Условия плавания в проливе Лаперуза были хорошо известны, и, видимо, мозг помимо желания искал оптимальное решение.

Теперь я, кажется, могу объяснить, как все это получилось. Иногда при работе над романом долго обдумываешь и изучаешь весь материал, связанный со временем действия героев. Пишешь главу – и вот герои начинают как бы думать и поступать по-своему. И я, автор, берясь за перо, не знал заранее об их поступках и размышлениях. Тайны творческого процесса… Мне кажется, что и капитан на мостике так же творчески подходит к действиям.

Конечно, ни один капитан не застрахован от происшествий и аварий. Обстоятельства могут быть таковы, что ничего сделать для предотвращения несчастья невозможно. Действуют, так сказать, неодолимые силы, против которых бессильна и самая хорошая морская практика. Однако нередко происходят аварии, непонятные для анализирующего их морского инспектора.

Не всякий художник может написать хорошую картину. Не всякий врач, осмотрев больного, безошибочно определит болезнь, так и не всякий капитан примет правильное решение в сложной обстановке.

Капитан в своем роде изобретатель и творец правильных решений в трудных условиях, только на изобретательство ему отпускается очень мало времени.

* * *

День прихода во Владивосток был солнечный. Небо голубое, ясное.

Навсегда запоминает моряк те минуты, когда после многих дней штормовых невзгод в туманной дымке горизонта впервые открывается советский берег – такой родной, такой знакомый. На палубу мгновенно высыпают все люди, свободные от вахты, и долго, не отрываясь, смотрят на синеватую полоску суши, выступающую вдали из воды…

Но вот в белых барашках волн замелькала черная точка: она то взлетает на гребни, то опять пропадает из виду. Скоро можно уже различить очертания катера и лоцманский флаг.

На борт судна поднимается лоцман – первый советский человек, который приветствует нас, поздравляет с окончанием рейса.

Его буквально засыпают вопросами:

– Много ли судов в порту?

– Что нового в городе?

– Как там наши поживают?

Лоцман машет рукой: он не в состоянии сразу ответить на десятки вопросов, достает из кармана пачку газет, мгновенно расходящихся по рукам.

К борту подошел еще один катер. Это пограничники. Они привезли нам бурого медвежонка. Председатель судового комитета принял подарок, и у нас появился новый член экипажа.

Лоцман уверенно ведет судно в родной порт. Путь проходит через минные поля, и только он знает безопасную дорогу.

Мы входим в бухту Золотой Рог. В бинокль видны встречающие теплоход люди. Среди них заместитель наркома морского флота Александр Александрович Афанасьев и начальник пароходства Георгий Афанасьевич Мезенцев.

Уже хорошо видны крыши домов, свои, родные улицы. Вон там клуб, а там дом, из окна которого, быть может, в этот момент глядят на бухту глаза близкого человека.