На морских дорогах

Общая картина была для меня ясна. Ледокольный флот я знал хорошо. Как он будет работать в Белом море, тоже представлял. Одно беспокоило: не отдаст ледоколы Иван Дмитриевич Папанин, не выпустит их из ведения Главсевморпути. И я спросил:

– Какова позиция Папанина?

– Для меня его позиция не главное, вопрос будет решать товарищ Сталин. Что у вас еще?

– Есть просьба, Николай Герасимович: мобилизовать и назначить начальником штаба в ледокольный отряд профессора Зубова.

– Зубов? Знаю, согласен. – И тут же отдал распоряжение адъютанту. – Без моего приказа из Москвы не выезжайте, – сказал на прощание нарком.

Через час после беседы мне вручили пакет со штатным расписанием ледокольного отряда.

В тот же день у коменданта Москвы я получил пропуск на проезд по городу в любое время (после 24 часов и во время воздушной тревоги) и решил переночевать на даче в Малаховке, арендованной у Моссовета перед самой войной. Она так и осталась пустовать.

Вечером, в половине девятого, я выбрался из Москвы и через полчаса въехал в лесок, где находилась дача. Признаться, я был здесь всего два раза и с трудом нашел ее, тем более что сделалось совсем темно. Остальные дома, едва видимые среди густо разросшихся кустарников, тоже пустовали. Шумели в темноте вершины деревьев.

Я поставил машину во дворе и с фонариком вошел внутрь дома.

Запустение. Пыль, чьи-то газеты, расстеленные на полу, окурки, пустые консервные банки. Ехать обратно через лес в полной темноте не хотелось. Ладно, ночую на свежем воздухе в машине.

В 10 часов началась стрельба. На Москву летели вражеские бомбардировщики. Опять по небу заметались лучи прожекторов. В воздухе запылал один, потом другой бомбардировщик, сбитый нашими истребителями.

К двенадцати все затихло. Немного погодя послышались иные звуки, лес будто ожил: голоса людей, собачий лай. Я насторожился. Кто это мог быть? Не диверсанты ли, о которых уже наслышан? На всякий случай вынул пистолет и снял предохранитель. Теперь голоса слышались совсем рядом, у самого забора.

– Ломай, ребята, – услышал я начальственный голос, – пойдем напрямик, тут везде заборы.

– Кто идет? – крикнул я.

Забор затрещал. Солдаты с автоматами и собаками на поводках окружили машину.

– Документы!

Я предъявил документы. Старший лейтенант в кожаной куртке внимательно их просмотрел.

– Зачем вы здесь?

– Это моя дача, – показал я на деревянный домик. – Хотел переночевать.

– Не советую вам здесь оставаться. Все может быть. Фашисты сбрасывают своих людей. Вы и машина с пропуском – находка для них.

– Учту.

Лейтенант и его группа ушли, а я отсидел в машине часа два-три, пока немного рассвело, и поехал в Москву.

Весь день прошел в отделах наркомата Военно-Морского Флота. Только в шесть часов вернулся домой. Поставил на огонь чайник, стал проглядывать газеты. Позвонил телефон.

– Слушаю.

– Кто у телефона?

– Бадигин.

– Константин Сергеевич.

– Да.

– Вас сегодня примет товарищ Сталин. Просьба никуда не уходить из дома. За вами приедут. Когда пошлем машину – позвоним.

– Буду ждать.

Я еще раз перечитал свое письмо, снова продумал каждое слово.

Время шло, уже девять. Зазвонил телефон.

– Константин Сергеевич?

– Да.

– Машина выехала, будьте готовы.

Ждать пришлось недолго. Звякнул дверной звонок, пять минут езды, и машина затормозила у небольшого особняка на улице Кирова. Встретивший меня Поскребышев поторопил:

– Товарищ Сталин ждет.

Скорым шагом прошли по коридору, миновали переднюю, вошли в большую приемную, заполненную генералами всех рангов.

У высокой двери с медной литой ручкой Поскребышев остановился.

– Входите, – открыл дверь.

В продолговатом кабинете стоял стол из полированного дерева. За столом сидел Сталин. Я подошел к нему, Сталин привстал и молча подал мне руку. Однако садиться не предложил. Я сразу заметил на его столе свое письмо. У стены, вытянувшись во весь свой гвардейский рост, стоял Николай Герасимович Кузнецов. Направо и налево от Сталина сидели члены Политбюро. Я подошел к Кузнецову и встал с ним рядом.

– Вы считаете возможным регулярные и надежные перевозки через Белое море зимой? – сразу спросил Сталин, пристально рассматривая меня. – Вы уверены в этом, товарищ Бадигин?

– Да, уверен, Иосиф Виссарионович.

– Сколько один ледокол может провести за собой пароходов?

– В средних ледовых условиях нужен один ледокол на пять пароходов, – сказал я. – В тяжелых условиях один ледокол может провести только три.

– А если пароходы зажмет лед и «юнкерсы» забросают караван бомбами?

– Ледоколы должны быть хорошо вооружены, необходима защита с воздуха. Риск, конечно, есть.

– Сколько ледоколов смогут работать в Белом море? Сколько их числится в Архангельске?

– Два. Если в Белое море будет направлен «Красин», тогда будет три. Ледорез «Литке» может быть на подмоге. В Архангельске есть несколько ледокольных пароходов, они тоже принесут пользу.

– Сколько нужно времени для одного рейса во льдах?

– При средних условиях ледокол может за неделю вывести пять пароходов и вернуться в Архангельск с другими пятью.

– Куда легче вести караван? В Архангельск или из Архангельска?

– Это зависит от ветра.