На Москву!

— Гай, гай, и ты здесь, любый княже! — обратился к нему рассказчик-дед. — Послушать старика тоже захотелось, аль на фортецию запорожскую взглянуть? Милости прошу к нашему шалашу, — гость будешь.

Поблагодарив, Курбский справился, не видал ли кто из пановей его щура, Петруся Коваля. Оказалось, что видели его давеча у торговых шалашей с каким-то парубком-торговцем; в «фортецию» же к ним он глаз не казал. Для Курбского не было уже сомнений, и, понурив голову, он поплелся обратно в польский лагерь с одной мыслью: от судьбы своей не уйдешь.

Глава седьмая ПОХОЖДЕНИЯ ПЕТРУСЯ КОВАЛЯ

Трошка со своим коробом с самого утра слонялся по лагерю от палатки к палатке, от землянки к землянке, заглядывал и в траншеи. Под конец же короткого зимнего дня, когда ему можно было скрыться незамеченным, он с пустым уже коробом собрался восвояси. Шел он этак уже с версту по изъезженной санями дороге, в сторону деревни Дубовки, когда, случайно оглянувшись, увидел догоняющего его человека.

«А ну, как ограбить хочет?! Ведь выручка-то у меня изрядная», — мелькнуло у него в голове, и он пустился бежать со всех ног.

— Куда тебя леший гонит! Постой же, погоди! — раздался тут за ним задыхающийся голос.

Трошка умерил опять шаг.

— Это ты, Петрусь? — удивился он, узнав своего приятеля-казачка. — А я-то уж думал… За медовой коврижкой, что ли? Да опоздал, брат: ничего-таки не осталось.

— Коврижка коврижкой, — отвечал Петрусь, с трудом переводя дух, — и до завтраго погожу.

— Так чего же тебе?

— А проводить тебя.

— Ври больше.

— Зачем врать? Нам по одной дороге.

— Да ты куда, Петрусь?

— Туда же, куда и ты.

— В замок?

— В замок. Вдвоем идти все-таки веселее. Трошка опешил, но, сейчас же оправясь, запетушился:

— Ты что ж это, Петрусь, — предать нас полякам хочешь? Креста на тебе нет!

— Крест на мне, слава Богу, есть, и предателем я николи не буду.

Говорил он это так искренно, с оттенком даже негодования, точно за несколько часов назад сам не высказывал такого намерения своему господину. Но слова Курбского были для него законом, и теперь он действительно возмущался предположением Трошки.

— Так, может, ты сам нам передаться хочешь? — продолжал допытываться Трошка.

— Чтоб казак передался врагу? Да за эти слова побить тебя мало! — вскричал Петрусь и наделил приятеля таким тумаком, что тот со своим коробом повалился в снег.

— Ну, ну, ну, не буду, не тронь! — взмолился Трошка. — Сдуру сболтнулось.

— То-то сдуру. Ну, вставай же, не бойся, не трону больше.

— Да на что тебе, Петрусь, в замок? Верно, к Марье Гордеевне с ответом от твоего князя?

— Наконец-то додумался, умная голова!

— Зачем же тебе самому к ней, коли я могу все за тебя справить.

— Стало, не можешь.

— А с собой тебя, прости, мне взять никак невозможно!

— И не нужно; я сам собой пойду: куда ты, туда и я.

— Но я не хочу, Петрусь, слышишь: не хочу!

— Мало ли что. И нитка тоже не хотела, да игла потянула. Добром ты от меня не отделаешься.

— Ах ты, Господи, Боже ты мой! — чуть не захныкал Трошка. — Хозяин мой, Степан Маркыч, меня со света сживет: в гневе своем он никаких границ себе не знает.

— Хозяин твой и не увидит меня: ты проведешь меня прямо к племяннице.

— Да в горницу-то к ней ход через горницу дяди.

— А уж это, братику, твое дело, как отвести ему глаза. Можешь вызвать ее ко мне на лестницу, что ли. А наскочишь все-таки на хозяина под сердитую руку, так сам же и казнись. Ну, да Бог не выдаст, — свинья не съест. Что вперед загадывать? Гайда!

Бедному Трошке волей-неволей пришлось покориться. Прошли они этак еще версты полторы, а дорога все далее уклонялась в сторону от замка. Петруся взяло опять сомнение.

— Куда ты меня ведешь, бисов сын? — спросил он.

— Как куда? В замок.

— Да замок вон где, совсем, видишь, назади остался.

— А по-твоему лучше идти так, чтобы поляки нас из траншеи углядели и перехватили? Сейчас, погоди, свернем куда нужно.

И точно, немного погодя, дорога сделала крутой поворот.

— Ну, теперь, брат, за мной в кусты, — сказал Трошка, — да, смотри, не увязни.

Предостережение было не излишне: когда Петрусь, вслед за своим товарищем, прыгнул с дороги через занесенную снегом канавку в кустарник, то увяз в рыхлом снегу выше колен.

— Зачем не слушаешься! — укорил его Трошка. — Не видел разве, куда я прыгнул: тут кочка. А ты прямо в яму!

— Много увидишь в экую темень… Бодай тебя бык!.. — ворчал Петрусь, не без труда выкарабкиваясь из своей снежной ямы.

Не будь с ним Трошки, он не раз еще, конечно, застревал бы в мелкорослом, но густом кустарнике. Трошка же, видимо, прекрасно знал окружающую местность и шел себе вперед да вперед без оглядки, описывая широкую дугу к городскому пепелищу. Вот они шагают по каким-то грядам меж раскидистых деревьев и должны поминутно наклоняться, чтобы отягченные снегом ветви не задевали их по голове.

— А уж какие тут у нас водились яблоки, какие груши, сливы, — эх-ма! — с сокрушением сердца вздохнул Трошка и щелкнул языком.

— У вас? — с недоумением переспросил Петрусь.

— Ну, да, ведь это же огород Степана Маркыча; а вон и дом наш.