На мостике тральщика

Наш курс и строй - прежние. До Крымского побережья остается еще около сотни миль. Скоро наступят сумерки. Еще немного, и тогда, в темноте, фашистские самолеты вряд ли смогут обнаружить нас. Но нет, не удается избежать встречи с ними. Напряженную тишину, установившуюся в эти минуты на мостике, нарушает резкий голос сигнальщика:

- Правый борт, курсовой девяносто, «Хейнкель-111».

Небо чистое, светло-голубое, для авиации лучших условий [116] не придумаешь. Через несколько минут появляется еще один Хе-111, и оба самолета кружат над нами, не входя в зону досягаемости корабельных орудий. Потом летчики скрываются за горизонтом, но примерно в 19 часов я одновременно с сигнальщиками замечаю со стороны Крыма пять темных точек. Самолеты на большой высоте идут прямо на нас. Сейчас уже можно рассмотреть - это «юнкерсы».

К тому времени погода заметно ухудшается. Ветер усиливается до пяти баллов. Волнение моря затрудняет наводку орудий. Словно чувствуя это, Ю-87 нагло приближаются к «Щиту» и все пять начинают пикировать. Я успеваю отвернуть корабль от их удара. Однако они, развернувшись, снова атакуют.

- Чувствуется, нас принимают за флагмана, - замечает комиссар.

- Да, идем головным, поэтому так считают, - соглашаюсь с ним.

Качка мешает зенитчикам вести заградительный огонь. Теперь больше надежд на маневрирование, хотя и оно нелегко дается - при резких поворотах волна с грохотом обрушивается на верхнюю палубу, грозя смыть за борт людей. Вот и приходится внимательно следить и за самолетами, чтобы не пропустить момент отрыва бомб, и за волной, чтобы она не захлестнула корабль. При всем этом надо создавать и условия, выгодные для ведения зенитного огня.

Нелегкое это дело, но возможное, особенно теперь, когда за плечами год тяжелейших испытаний. И у меня, и у других членов экипажа практических навыков стало куда больше. В бою люди чувствуют себя увереннее, хладнокровнее, и глазомер отработан лучше. При воздушном налете противника крайне важно быть внимательным. Мало заметить, когда бомба отрывается от фюзеляжа. Нужно еще учитывать, что после отрыва несколько секунд [117] ее несет по горизонтали сила инерции и лишь затем бомба медленно переходит в вертикальное падение. Опоздай с принятием правильного решения хотя бы на секунду, не выполни рулевой или моторист вовремя отданную команду, и корабль окажется в тяжелом положении.

У нас еще нет таких приборов, которые бы молниеносно выдавали данные о противнике, о его скорости, высоте полета, маневрировании и т. д. Такие автоматы, электронно-вычислительные устройства появятся значительно позже, уже после войны. Пока же управление зенитной стрельбой ведется в основном по трассирующим снарядам. И если, скажем, неточно определена высота полета самолетов, заградительный огонь не станет для них препятствием.

Особенно трудно установить высоту, с которой летчик переходит в пикирование. Но нужно: от этого зависит определение скорости снижения самолета, что в свою очередь является исходным для изменения в процессе стрельбы дистанции и угла упреждения. А если еще учесть, что все это делать приходится в считанные секунды и в условиях, когда вокруг тебя рвутся бомбы, то станет ясно, как тяжело приходится нашим комендорам.

Этими обстоятельствами объясняется и сложность маневрирования по уклонению от авиабомб.

Налет длится уже полтора часа. Накалились стволы зенитных установок. Охрип и устал лейтенант Сотников, громко отдавая команды артиллеристам. Без отдыха, на одном дыхании действуют зенитчики, рулевой и мотористы, А враг упорствует все сильнее. Все ближе и ближе к «Щиту» ложатся авиабомбы. Вот две из них падают почти у борта. Корма тральщика резко поднимается над волной, работающие винты обнажаются, и от их бешеного вращения корабль содрогается всем корпусом. В следующее мгновение на палубу и надстройки обрушивается [118] многотонная масса воды, выброшенная кверху мощными взрывами бомб. В помещениях гаснет свет. Сорвавшийся с креплений компас сильно бьет в лицо Васильянова, но рулевой не оставляет поста. Потом на корабле вдруг все затихает.

Поначалу до меня не доходит, что «Щит» стоит, дизеля не работают. Мои мысли все еще были заняты маневром корабля, уклонением от бомб. Поняв наконец, что корабль потерял ход, я начинаю осматриваться. «Юнкерсы», израсходовав бомбовый груз, уже удалились. А впереди были видны очертания Херсонесского полуострова.

Механик Самофалов докладывает, что дизеля не запускаются; чтобы установить причину, необходимо вскрывать их корпуса.

Оставляю за себя на мостике лейтенанта Сотникова и вместе с Самофаловым спускаюсь в машинные отделения.

- Другого выхода нет, - пожимает плечами мичман Ляхевич. - Мы уже советовались со старшинами.

- Вскрыть корпуса, - отдаю приказание механику и сразу же возвращаюсь на мостик.