На нарах с Дядей Сэмом

– отдел по отдыху (спортивные соревнования, тренажерный зал, кружки: рисования, поделки по дереву, ВИА);

– тюремная церковь (священная корова – полная свобода вероисповедания, более 20 различных религиозных групп и пять работающих капелланов);

– реабилитация алкоголиков и наркоманов (еще одна священная корова – за участие в программе могут «скинуть» часть срока);

– сексуальное насилие внутри тюрьмы (немедленно заявить на обидчика – зэка или офицера).

И так далее, и тому подобное…

– А теперь перейдем к самому главному – наказаниям, – улыбаясь, сказал Родригес.

Он достал из ящика стола небольшую книжицу в зеленом переплете.

Система наказаний была четкой, продуманной и неоправданно жестокой, вполне достойная известной помещицы Салтычихи.

В федеральном исправительном заведении Форт-Фикс запрещалось многое – 186 преступлений, проступков и мелких правонарушений.

Среди прочего, мы не имели права:

– прятать лицо под маской;

– бегать по территории тюрьмы;

– организовывать беспорядки и восстания;

– подписывать коллективные заявления;

– отказываться от сдачи анализов на алкоголь и наркотики;

– употреблять алкоголь и наркотики;

– пользоваться сотовым телефоном или хранить его;

– использовать телефон-автомат для угроз и противозаконных дел;

– драться и заниматься вымогательством;

– принимать участие в несанкционированных митингах;

– предлагать и давать взятки персоналу тюрьмы;

– красть или просто выносить еду из столовой;

– оказывать любые платные услуги;

– демонстрировать или учить боевым приемам и боксу;

– находиться в запрещенных местах, особенно вдвоем;

– заниматься сексом и принуждать к нему;

– передавать и использовать лекарства не по назначению;

– одалживать или получать услуги, вещи, продукты в долг;

– находиться в чужой камере или отряде;

– отказываться от работы или учебы;

– опаздывать или пропускать работу или учебу;

– опаздывать или пропускать проверку личного состава;

– симулировать болезни;

– наносить татуировки;

– заниматься любым видом бизнеса в тюрьме и за ее пределами;

– кормить или приручать животных;

– не выполнять любые приказы работников тюрьмы;

и прочая, и прочая, и прочая…

«За нечаянно бьют отчаянно», – говорили шестилетние карапузы в дворовой песочнице, нанося друг другу удары железной лопаткой по голове.

То же самое полагалось и в моей тюрьме – за любую из 186 официальных провинностей зэк из Форта-Фикс получал одно или комбинацию из нескольких наказаний:

– перевод в тюрьму строгого режима;

– дополнительный срок;

– потеря условно-досрочного освобождения (15 % за хорошее поведение);

– отправка в ШИЗО (карцер) на срок до 1 года;

– выплата дополнительных штрафов;

– отключение телефонной связи;

– запрет на получение почты;

– запрет на покупки в магазине;

– запрет на посещение кружков;

– перевод в другую камеру;

– исключение из учебной программы;

– увольнение с работы;

– перевод на более тяжелую работу;

– еженедельные обыски и проверки;

– конфискация несанкционированных предметов;

– ограничения в передвижении по зоне;

– выполнение работ по уборке территории.

В зависимости от серьезности проступка наказание определял либо дежурный надзиратель, либо лейтенант – начальник охраны, либо «Ди Эйч Оу»[86] – региональный офицер по дисциплинарным слушаниям.

Последний служил зэкам судом высшей тюремной инстанции. Он заезжал в тюрьму раз в месяц и обычно выносил неоправданно строгие решения. Русские называли его «чмо», что вполне оправдывало его мерзопакостную сущность.

«Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать», – крыловская фраза служила для местного вершителя судеб и большинства «исправительных офицеров» девизом и руководством к действию.

Говорить, что американская тюрьма хоть кого-то исправляла, явно не приходилось. Наоборот, она становилась местом, где происходил бесконечный обмен опытом между нарушителями закона, своеобразный «факультет повышения квалификации».

Я называл это необыкновенное для меня явление «Fort Fix University».[87]

Попавший в тюрьму человек, как правило, озлоблялся и строил не совсем кошерные планы на будущее, а самые длинные в мире сроки заточения только обостряли это чувство.

«Исправительную» систему устроили так, что у зеков отсутствовал и стимул, и самый малюсенький шанс на выход на свободу раньше срока.

Кроме стандартных 15 процентов «условно-досрочного освобождения».

Будь ты хоть мальчиком-паинькой, семи пядей во лбу, отличником боевой и политической подготовки, тюремным стахановцем или Эйнштейном, олимпийским чемпионом, заслуженным артистом, народным учителем или Героем тюремного капиталистического труда – никогда и ни при каких условиях американский заключенный поблажек не получал.

А отсутствие стимулов привело к падению рабовладельческого строя и развитого социализма!

В результате уравниловки мои товарищи мотали срок с минимальными потерями в массе тела, при активном бездействии гипотоламуса и серого вещества.

Карты, домино, телик, работа «не бей лежачего», продавленная койка и сон разума продолжали рождать чудовищ.