На нарах с Дядей Сэмом

Я безжалостно все выбрасывал и раздавал. В одной из кладовок даже обнаружилось югославское пальто и костюм, которые я привез тринадцать лет назад из России. Улетели телик, кое-какая аппаратура, мебель, практически вся одежда и великое множество книг. Себе я решил оставить только самое ценное из моей достаточно хорошей библиотеки. Сказалось советское воспитание: «берегите книгу – источник знаний».

Десять ящиков с самым дорогим чтивом («зарубежно-антисоветских» издательств «Ардис», «ИМКА-пресс», имени Чехова) уже стояли компактной горой в сухом подвале дома у моего друга Саши. Там же лежали мои архивы, сохранялась «меморабилия»[2] – любимая мелочовка, а также нашла временный приют коллекция сумасшедших фарфоровых коров.

Раньше я собирал кое-какую живопись, в основном художников-примитивистов, но за годы домашнего ареста почти все было распродано по дешевке. Квартира казалась пугающе пустой: остались стоять никому не нужные диваны, кровати, столы и книжные шкафы. Во внутреннем дворике, на патио, уныло ютились лежаки, стулья и белый пластмассовый стол под выцветшим зонтом.

Итальянец Марио – владелец квартиры – требовал вывезти и это, но сил, времени да и особого желания у меня уже не было. Последние три года я жил в страшном напряжении, а несколько месяцев между двумя судами и до сегодняшнего дня выжали из меня последние соки.

Сил оставалось только на тюремную акклиматизацию.

К тому же я себя чувствовал свободным от всяческих обязательств: за квартиру платил вовремя, а залог – «секьюрити депозит» оставался у хозяина. Чтобы избежать ненужных разборок, пришлось сказать, что до конца рабочего дня, уже после моего отъезда, за оставшейся мебелью заедут польские грузчики. Для очистки совести я оставлял на столе подарочный набор из соседнего «ликер стора» – русского винно-водочного магазинчика.

Ребята уже сидели в машине и показывали на часы. «Лева, давай, закругляйся! Ты опаздываешь», – торопили они.

Еще раз я прошелся по своему любимому гнездышку, вышел, взглянул на гору мусорных мешков, попрощался с соседкой-китаянкой, которая почему-то называла меня «синьором», прекрасно зная, что я – «рашен».

В голове была полнейшая пустота, сочетающаяся с сентиментальными порывами и жуткой концентрацией. Было тоскливо и грустно, почему-то вспомнил свой отъезд из России и трехлетнюю тогда дочку Соню. Она стояла во дворе, держалась за руку своей няни, а я уходил в компании друзей и тихо всхлипывал. «Сиреневый туман над нами проплывает»… – мысленно запел я и на этот раз прощальную песенку, залезая в «Тойоту» и садясь за руль.

С Галей мы договорились заранее, что машину напоследок поведу я. Никто и не спорил – на меня натурально смотрели, как на человека, уходящего в тюрьму, и выполняли «последние желания».

На сиденье лежала компьютерная распечатка из Интернета с ярко-желтым жирным червяком: «7311 20-я авеню, Бруклин, Нью-Йорк – Форт-Фикс, Нью-Джерси».

Два дня назад мой добряк-адвокат Дэвид, похожий на Карабаса-Барабаса и Геннадия Хазанова одновременно, посоветовал позвонить в тюрьму «Форт-Фикс» напрямую:

– Лев, ты обязательно должен уточнить, до которого часа они принимают новых заключенных первого июля. Не забудь, что день твоего приезда и добровольной сдачи властям – это пятница перед Днем независимости. Учти, к ним опаздывать нельзя. К тому же я не советую тебе заявляться туда хотя бы немного пьяным или с запахами вчерашнего алкоголя. Ты сразу же пойдешь в штрафной изолятор за нарушение режима.

Пришлось оставить картинную домашнюю заготовку – распитие шампанского перед воротами тюрьмы.

Но полностью послушать своего адвоката на этот раз мне не хотелось. Не в русской традиции – проводы в неизвестность без той самой пресловутой стопки. Особенно в тюрьму, хоть и в Америке.

…Вот уже две недели каждый вечер ко мне приходили не знающие, что сказать, друзья и приятели, и все приносили «выпить и закусить». Отказаться «бухнуть на дорожку» было нельзя, да и неудобно. К тому же, по большому счету я не особенно сопротивлялся и прощался с подобающими случаю чувством, толком и расстановкой.

Вот и вчера, напоследок, приехали самые близкие друзья и папа с моей доченькой. Мы цивильно попивали холодный «Русский стандарт», заедая арбузом и остатками последней закупки из брайтонского магазина «Интернейшнл». Папа делал ревизию шкафов и ругал меня за тысячу мелочей, которые я в них оставил.

Я старался шутить и обещал, что буду держать «хвост пистолетом», хотя мысленно был уже в 150 километрах от Нью-Йорка.

В тот злополучный день дозвониться до «Форта-Фикс» было тяжело. Минут пятнадцать телефон тюремного коммутатора выдавал только длинные гудки. Наконец трубку сняли: «Федеральное исправительное заведение Форт-Фикс. Чем могу помочь?»

Я попросил переключить меня на отдел приема новых заключенных:

– Офицер, я завтра самостоятельно сдаюсь в вашу тюрьму. Номер моего дела 24972-050. Скажите, что можно взять с собой и до которого часа вы принимаете?