На небо сразу не попасть

Сегодня в камеру привели украинца, который вместе с нами пойдёт на расстрел. Этот тип всё время ходит, как пьяный. Сначала, когда узнал, что находится среди одних поляков, залез в угол и не хотел с нами разговаривать. Потом, когда заключённые угостили его едой, он нам рассказал, за что его приговорили. Звать его Дмитрий Гречка и служил он перед этим в Вермахте, а потом в украинской полиции. Во время одной из казней он отказался стрелять в поляка, который был его школьным товарищем. Позже, вместе с группой других украинских националистов, взбунтовался и ушёл в лес. Немцы приказали взбунтовавшимся сложить оружие, но украинцы отказались, и начался бой. Часть украинцев погибла, других взяли живыми, среди них был Гречка. Немцы в тот же день созвали полевой суд и приговорили националистов к отправке в концлагерь, а Гречку — к смерти. Дмитрий считает, что его спасут приятели, которые занимают весомое положение. Кроме того, его родной брат работает в гестапо. Время от времени Гречка клянёт немцев жутким образом.

Вечером, когда мы должны были ложиться спать, двери отворились и кто-то подал Гречке посылку с продовольствием. В передаче было письмо к Гречке. Его приятели и брат пишут, что дело очень тяжкое и нет уверенности в том, что удастся его спасти. Теперь Гречка вообще упал духом. Не разговаривает с нами, только попросил у охранника бумагу для написания прошения, конверты и чернила. Через час получил это всё и теперь беспрерывно пишет. Когда мы ложились спать, Гречка всё ещё строчил. В камере свет горит всю ночь, так что писать можно хоть до упаду. Немцы оставляют свет, потому что хотят постоянно иметь нас на виду.

28 сентября

С самого утра Гречка получил две передачи, а раз его даже вызвали в коридор. Когда вернулся в камеру, то был бледен и руки его тряслись. Нам ничего не хочет говорить, но кажется, что его приятели не могут ему помочь. Наверное, печально умирать, особенно в обществе заключённых-поляков, которых ещё недавно Гречка бил и унижал.

Сразу после обеда в камеру зашёл офицер СД и устроил перекличку. Потом сказал нам, что в камере находятся только приговорённые к смерти, что приговор будет приведён в исполнение 1 октября. Уведомил нас, что завтра нас переведут в другое место, где мы будет пребывать аж до препровождения нас на экзекуцию. Потом сказал также, что приговоры выносит не он, а высшая власть, а утверждает губернатор. Офицер напомнил нам, чтобы мы спокойно вели себя во время перевозки и во время казни. Сказал, что не хочет быть вынужденным к жестокому обращению с нами в такую минуту и потому просит о спокойствии.

Один из заключённых сказал, что не воспользовался раньше возможностью и не исповедовался, так что теперь просит привести ксёндза. Офицер объяснил, что, к сожалению, не может удовлетворить просьбу, так как ксёндз также был заключённым, приведённым из тюрьмы в Стрые. Ксёндз был приговорён к смерти упрощённым судом и в тот же день, когда нас исповедал, казнён.

После выхода немцев из камеры люди ходили так, будто из них выкачали кровь. Один только пожилой господин плакал, но делал это тихонько, и это никому не мешало. Гречка сказал нам: «Ну, господа, тут на земле мы дрались между собой, а в земле будем все равны». Потом Гречка добавил ещё, что он не уверен, должны ли нас расстрелять 1 октября, как обещал офицер СД. Быть может, что как раз завтра нас отведут не в иное помещение, а сразу на исполнение приговоров. Вечером никто из нас не притронулся к ужину, а заснули мы только под утро. С тех пор, как нас предупредили о казни, в коридоре сидят уже несколько охранников, потому что слышно, как они между собой переговариваются.

30 сентября

Наверное, когда мы вчера утром вставали, никто из нас не подумал бы, что день закончится именно так. С утра нас довольно хорошо покормили и сказали собрать вещи. В камеру нам дали два ведра воды, рисовую щётку и метлу. Охранник сказал нам хорошо вымести и выдраить камеру. К полудню камера была чистенькой, а наши вещи — упакованными. Заключённые писали на стенах и играли в карты. Больше всех нервничал Гречка. Обед был такой же, как и всегда, только во время выдачи порции немцы тщательнее осматривали камеру и сказали нам по одному подходить к баняку. Мы съели немного супа, а остальное вылили в ведро. Немцы сегодня не выносили вёдер, и в камере воняло, как в сортире.