На неведомых дорожках (СИ)

— У тебя Цепь Радуги, или Талисман Радуги, как теперь называют его в сказаниях. Многие маги будут предлагать тебе расстаться с артефактом. Кто добром, кто силой, кто-то попытается купить, кто-то украсть или отнять. Запомни. Ты должна будешь её отдать. Тебе нельзя слишком долго быть с ней одним целым, как сейчас. Но ты должна слушать не разум. Ты девочка наивная, но добрая. Слушай своё сердце — оно подскажет, чьи руки единственные, в которых огромная сила не принесет беды этому миру и миру твоему. Только сердце, запомни это.

Пристально посмотрела в серебристые глаза. Сдается мне, он знает, что говорит.

— А сказать, кому должна отдать, не можете?

— Я не ясновидящий. У меня своя жизнь, и в дела смертных я не лезу. Слишком много можно потерять, ничего не обретя. К моим услугам два мира, что ещё надо?

— Так вы можете бывать и в моём мире?

Он только махнул рукой.

— Для меня мир един… — Ветер насторожился. — К тебе идут. Помни, что я сказал…

Легкий порыв воздуха и я осталась одна. Теперь понятно, действительно не было нужды подкрадываться — он в любой момент рядом.

* * *

Я ждала, что Росана проходит за старой нянькой несколько часов. Ошиблась. Весело подпрыгивая, девчушка неслась по тропинке, вглядываясь в кусты.

— Настя, где ты? Ау-у!

— Здесь я, — поднялась навстречу девочке. — Что-то ты быстро?

— Так Васильевск здесь, рукой подать, — удивленно захлопала огромными синими глазищами Росана. — Шум-то городской и сюда доносится.

Прислушалась, и только теперь обратила снимание на то, что отнюдь не только шум ветра в деревьях и пересвист пичуг доносится до меня. Нормальный городской шум, разве только без рёва моторов, слышался явственно и давно. Видимо сказалось то, что я, с рождения, настолько к нему привыкла, что даже не замечаю. Для меня птички и шелест травы — экзотика, поэтому и обращают на себя внимание.

— Так почему я его не вижу, — смотрела на проводницу ошалелыми глазами.

Росана засмеялась:

— Так здесь перелесок перед самым городом, вот его и не видно. А дорога стороной проходит. Вы ведь с земель оборотней ехали, а они здесь редкие гости. Вот сейчас выйдем на большак, сразу и увидишь. Я мальчишку попросила к Еремеевне сходить.

— Я тут подумала — почему бы, вместо того, чтобы бегать туда-сюда, царевне не дать тебе какой пропуск, чтобы нас в город впустили.

— Ой, что ты! — замахала руками Росана. — А ну как попадет такая грамотка к лихим людям или нечисти, знаешь она…

— Э-э-э, ты что, хочешь сказать, я здесь сидела в лесу одна, а тут разбойников и нечисти полно?! — перебила девчушку, нервно оглянувшись…

— Да кто ж тебя тронет? Ты с оборотнем пришла, тебя дня три ни одна нечистая сила тронуть не решится. Они знаешь, как оборотней боятся?

— А лихие люди?

— Ну, — замялась девчонка. — Взять-то у тебя что? Котомку разве, да кому она нужна?

— Кому нужна, — передразнила её. — А ну как у меня там золота полно, да камней самоцветных.

Росана исподлобья сверкнула глазищами, и уныло вздохнула, ковырнув землю носком тапочка. Ага, верю в раскаяние. Сама так умею, ещё и получше. Наверняка, Василиса ей всё по другому велела, а девчонка или перепутала что, или какие свои делишки провернуть решила под это дело, точно-то никто не знал, когда я приеду, время Михал сообщил плюс-минус два дня. А, ладно, пусть живёт.

— Может тогда пойдём? Если уж нас у ворот ждать должны, — словно не заметив смущения девчонки, сказала я, ещё раз осматриваясь.

— Ага, — обрадовалась Росана, и преувеличенно бодро продолжила: — Должны ждать.

— А если не будут ждать?

Ой, крутит что-то, ой, вертит!

Росана опять потупилась. Я хмыкнула насмешливо, и подхватила свой мешок.

— Росана, рассказала бы по дороге, что тут у вас к чему, я ведь из других мест.

Она кивнула и неспешным шагом повела меня к большаку.

Оказалось, правит тут царь Василий. Бедняга ждал сына, но так и не получил его. Было у него три жены, каждая рожала одного ребенка, и каждому из них, ожидая мальчишку, царь заготавливал фамильное имечко — Василий. Но жены подкачали — рожали девчонок, да ещё и первые две преставились родами, а третья более детей иметь не смогла. Василию пришлось смириться, хотя и настоял на своём — всех трех дочерей по его указу назвали Василисами.

Время шло, народ, не выдержав переизбытка Василис, вышел из положения именно так, как это и делается — дал прозвища.

Старшей, пошедшей в красавицу матушку, Василиса Прекрасная. К ней сватаются толпы женихов, вот только никак замуж что-то не выйдет.

Покосившись на меня, Росана выдала шёпотом ответ на мой немой вопрос:

— Дура она. Женихи как посмотрят, так и обомлеют, а как поговорят — бегут к младшим.

Понимающе кивнув, попросила продолжать.