На неведомых тропинках: По исчезающим следам

Не до конца доверяя глазам, я подошла ближе и подняла широкую крышку. Бледное лицо с запавшими после бессонной ночи глазами смотрело на меня и абсолютно целого зеркала. Словно не было бессмертника Ивана ткнувшего меня в него головой. Пальцы легли на медное кольцо и потянули. Правый ящик легко выдвинулся. В нем по-прежнему тускло поблескивало серебро. Нож и стилет. Пара со светлыми навершиями, подаренная и помеченная Пашкой. С ними соседствовало, словно вышедшее из очередного кошмара, малахитовое жало Раады.

— Кирилл, — прошептала я с горечью и восхищением. Вряд ли кто другой отдал распоряжение заменить зеркало и положить атам в ящик.

Вытащив серебро, я позволила себе пару простых перехватов, вспоминая уроки Николая Юрьевича. Губы сами раздвинулись в улыбке.

Из глубины зеркала на меня смотрела женщина без возраста. Не красивая, но и не уродина, с хищной кривой улыбкой, прищуренными холодными глазами. В ее руках готовые колоть и резать шевельнулись острые лезвия.

Я отпрянула. Что со мной? Иду разговаривать с людьми и не мыслю беседы без оружия, без насилия? Мало того, почти предвкушаю его.

Клинки легли обратно во тьму.

— Нет, — сказала я той, что отражалась в зеркале, — Ты изменишься. Но не так, — и сожалением закрыла ящик. Потом снова открыла.

Алия возилась в моечной, Муса занял место так и не появившегося хозяина за стойкой, отделанной мозаикой с восточным орнаментом. Чайная представляла собой огороженную часть внутреннего двора, плавно уходящую в дом. Плетеный навес, мягкие диваны с подушками, низкие столики, и даже шторы, если ткань развязать они превратят каждый столик в отдельную комнату. Навес поддерживали изрезанные орнаментом столбы, такой же элемент декора присутствовал и внутри кафе. Пол застилали циновки. На каждом столике стояла прозрачная чаша со свечой. Тут было очень уютно вечерами.

— Где Пашка? — спросила я.

Муса раздвинул рот, изображая радушную улыбку.

— Не говори, что не знаешь кто это такая, — предвосхитила я реплику мужчины, — Хочешь милицию? Сейчас будет. Хочешь ругани? С дорогой душой. Выбор за тобой.

— Вай-вай…. Какой красивый, и какой злой. Ну, зачем полиц? Тебе нужен? Нет? И мне нет. Садись, дорогой гость будешь, шашлык будешь, чай будешь…

— Муса, — я повысила голос, он заулыбался еще старательнее, — Она пропала, понимаешь? Пропала из этой забегаловки. Куда ушла? Зачем? — я потянулась к поясу за спиной. Вопреки принятому решению я взяла с собой клинок, сейчас успешно скрывающийся под выправленной рубашкой. Атам, как влитой вошел в петли для ремня, особенно под широкую пластину кожи со знаком производителя, оставалось только надеяться, что он оттуда не вывалиться и не порежет мне спину. Потянулась и уронила руку, представив, как махаю каменным ножом перед носом Мусы, смешно и грустно, — Аллахом заклинаю, скажи!

— Как что-то надо все Аллахом просят, — пробормотал он. — Нет ее, — акцент, придерживаемый для «дорогих гостей», заметно поубавился. — Ушел, — он развел руками. — Ни словечка не сказал: «Эй Муса, постой за моя, потом я за твоя», — он вздохнул, — Нехорошо так.

— Куда ушла? Когда?

— Не знать. Смотреть — дети стоять, женщин — нет.

— Она за водой пошла, — раздался тихий голос.

Мы обернулись, одинаково удивленные. Алия стояла в зале, вцепившись своими маленькими натруженными ладошками в черенок швабры, и говорила. По-русски, без малейшего акцента.

— Вы видели? — я шагнула к ней.

— Да, — женщина нервно покосилась на Мусу, но все же продолжила. — Вода кончилась. Она в кладовку пошла за новой упаковкой. Мне хозяин через полчаса крикнул, чтобы я мороженое выдала. Ее уже не было. Только дети и холодильник.

Мужчина что-то сказал на незнакомом языке, женщина дернулась и опустила глаза в пол. Он разглядывал ее со странной смесью удивления и враждебности, так бывает, когда тот, кого привыкли считать мебелью вдруг встает и открывает рот.

— Можно посмотреть? На кладовку?

Еще до того как я закончила вопрос, поняла, что он не разрешит. Не потому, что боится, а потому что не хочет. Запрет ради запрета, назло, мне и Алие.

Когда Ахмед еще питал надежду нанять всю троицу оптом, уж не знаю, чем приглянувшуюся, мы удостоились короткой экскурсии по заведению. Я помню, что кладовка находиться сразу за боковой дверью, напротив большого холодильника, где на крюках висели туши баранов, кур, кроликов. Если я сейчас нырну в дверь по правую руку, которую как раз не закрыла Алия, в два шага окажусь перед кладовой. А Мусе придется либо, как герою фильма, перепрыгивать стойку, чему вряд ли способствует округлое брюшко над ремнем, либо бежать через дверь за его спиной, через моечную и кухню. В любом случае у меня будет несколько секунд.

А догонит? И что? За тесак из холодильника схватиться? «Очень может быть» — сказала та внутренняя я, которая недавно смотрела на мир из зеркала. Слишком давно вокруг меня лишь нечисть.