Слав был мужчиной средних лет, бритым налысо, отчего его уши казались оттопыренными. Замшевая жилетка, парусиновые брюки, светлая рубашка с широкими рукавами и узкими манжетами, в таких обычно изображают капитанов кораблей под алыми парусами, только без художественной росписи кровью, как у хранителя. Искаженное от боли лицо в отблесках пламени казалось гротескной маской.
— Слав, — на этот раз в голосе старика слышалось облегчение, хранитель протянул руку, помогая ему подняться, — что происходит?
— Если б я знал. — Мужчина обвел глазами комнату, разбросанные вещи, перевернутую коробку, два тела на полу и кивнул нам. — Всюду тени, а эти, — он поддел ногой лишенного, — нападают не наобум, им указали цели. Правильно указали, — хранитель выделил первое слово, — Тарас мертв. Остались Варька с Титом и ты. Если еще кто-то… — он отвернулся, — мы не удержим
— Простите, что прерываю встречу старых друзей, — вмешалась явидь, — но чем быстрее мы уберемся из дома, тем лучше.
— Куда идти? — повернулся к ней хранитель. — Полсела горит, дома вспыхивают сами по себе, как пропитанные керосином, но ни одного колдуна, ни следа заклинания. Надо бежать со стежки, но… — Он замолчал.
— Гархи откуда-то пришли, — продолжил за него падальщик, — крайний вариант. Два из трех, что у перехода нас ждут.
— Есть место. — Я подошла к окну.
— Источник, — кивнул Веник, он тоже думал об этом, — у теней и лишенных разума одна основа — магия. Источник им не перейти.
— К тому же, — добавила я, — воду очень трудно поджечь.
— Сможешь привести туда Варьку и Тита? — спросил Сергий.
Каким слышался этот разговор гробокопателю и змее? Кто эти Варька и Тит, которые дороги не только хозяину коричневого дома, но и охраняющему стежку? Члены семьи? Друзья? Об остальных жителях Заячьего холма речь не шла. Каждый сам за себя.
— Постараюсь, — кивнул Слав и тут же уверенно добавил: — приведу. А ты?
Дедок закатал рукав клетчатой рубашки и сказал:
— Руну поставь, и дойду хоть до Серой цитадели.
Хранитель заколебался.
— На тебе амулет, вместе с руной ты словишь двойной откат и откинешь копыта к утру.
— Я застал эпоху Единения, время, которое было лучшим в моей жизни, пусть другие и боятся его помнить. Без руны, Слав, я вообще не дойду. Это, — он хлопнул по колену, — не позволит. Давай, время уходит. — Он посмотрел на свой поглотитель шума. — Ну стану я на пару дней шумным, как петух в чужом курятнике, несмертельно. Да и болью меня не удивишь. — Дед тряхнул головой и потребовал: — Рисуй!
Хранитель поднял руку, сквозь светлую ткань рубашки пробился алый сполох. Браслет вспыхнул, Слав призвал силу, накрыв ладонью руку старика выше запястья. Кожа осветилась, будто в руках мужчины был уголек. Сергий дернулся, выпустив со свистом воздух. Хранитель печально улыбнулся.
— Держись, старый! — пожелал Слав. — Дадут низшие, увидимся у источника, — и растаял в воздухе.
На коже старика остался ожог изогнутой, небрежной, как росчерк, формы. В руку был впечатан знак. Руна.
— Отрицание боли, — «прочла» Пашка, — смело.
— Идем, — Веник первым вышел в коридор.
Старик разгладил рукав, подхватил рогатку и последовал за ним.
До источника, как пояснил Сергий, было недалеко. Надо пересечь улицу, миновать горящий дом, пройти насквозь Парк-на-Костях, начинающийся сразу за ним, спуститься с холма и, соответственно, подняться на следующий. В обычный день прогулка неторопливым шагом минут на десять — двадцать в зависимости от степени неторопливости.
Падальщик медлил, опасаясь выходить на открытое пространство. Тени давно разогнало пламя, но спокойствия это не добавило.
Еще один тихий долгий, с присвистом, хлопок заставил меня похолодеть, помянуть святых и мысленно попрощаться с этим светом. Зарево, взметнувшее до небес, осветило всю левую сторону улицы. Нашу сторону. То, что коричневый дом еще стоит, я поняла с секундным опозданием. Ударило по его ближайшему темно-розовому соседу.
— Аська Кривая, — с сожалением проговорил Сергий, натягивая кожаные перчатки, — надеюсь, ей хватило ума убраться оттуда, она всегда умела вовремя делать ноги.
Пустая дорога, метров сорок свободно просматриваемого пространства. Давно уже не слышно криков, да немного их и было, здесь жили не люди, имевшие привычку визжать по любому поводу.
— По одному, — скомандовал Веник.
Гробокопатель не суетился, не вертел головой, выискивая опасность, он бежал. Три удара сердца, и он скрылся за стеной постройки, половина которой была объята пламенем. Еще один взгляд, отмашка Сергию. Старик бежал неловко, неуклюже и медленно. С рогаткой в руке, выставляя одну ногу и подволакивая вторую, напоминая деревянного солдатика моего детства, у того тоже ничего не гнулось. И тем не менее дед бежал, не потирая каждую секунду больное колено, не останавливаясь, чтобы выровнять дыхание. Амулет и руна работали, давая ему отсрочку, оттягивая последствия на более поздний срок. Шумная неуклюжесть, свойственная тем, кого плохо слушаются конечности, и боль догонят его, возьмут свое втрое, но до этого надо еще дожить.