- Нет. Что это было, знают только южане, - он достал из кармана плоский железный кружок, так похожий на большую шоколадную монету, завернутую в серебристую фольгу. Кружок был сломан ровно посередине, на месте разлома металл был почерневшим и выгоревшим.
- Только южане, - повторила я.
Ленник стоял у стола и, так же как и я совсем недавно, рассматривал стол с чашками.
- Твоя бабка лихо махала картинкой, все попрятались, даже наши, особенно когда она что-то запела, - улыбнулся сказочник.
Я прошла мимо, снова оказываясь в собственной спальне, стараясь отмахнуться от грызущего чувства вины. У него были острые зубы и оно быстро откусывало у моего самообладания кусок за куском. Я распахнула шкаф, вытащила брюки, проверила карманы и отбросила, потом достала платье.
- Да, где же она? - пробормотала я, продолжая рассматривать вещи.
- Ты не настоящая нечисть, если сперва не калечишь, а потом не зализываешь раны. - правильно истолковал мои эмоции баюн.
- Может и не настоящая, - я достала, наконец, те брюки. В заднем кармане лежал давно забытый картонный прямоугольник. Он пережил несколько стирок, но цифры были вполне читаемы, - Может тут все не настоящее, даже вы. До сих пор не все вверят, что стежку выдергивали из мира. - я подняла валяющийся на покрывале серебряный стилет и вернулась в гостиную.
- Для того чтобы поверить достаточно выйти в сеть и посмотреть на календарь, - вставил Семеныч, - Южане напали в январе две тысячи двенадцатого, а следующим утром наступил уже апрель две тысячи тринадцатого. Нас не было больше года по внешнему кругу, - он передернул плечами, - Больше года в пустоте - одна поганая ночь.
- Как это было? - спросила я, доставая телефон.
- Не могу описать, - ответил старик, - Но так ли много существует вещей, о которых я могу сказать "поганые". Всего о паре, - он повернулся к спальне и принюхался.
Положив мятый прямоугольник визитки на стол, и прижав его стилетом, я стала набирать номер, отпечатанный черной расплывшейся от воды типографской краской на посеревшем фоне. Как я когда-то сказала, никогда не знаешь, что может пригодиться в этой жизни.
Ленник выразительно поднял бровь, но комментировать действия не стал. Три длинных гудка, и трубка заскользила во внезапно вспотевших руках. Что же я делаю?
- Надо же, - звонко ответил женский голос, - Не думала, что ты так быстро остынешь, - Тамария рассмеялась. - Чему обязана?
Я едва не нажала отбой, чувствуя, как начинает колотиться сердце. Что за мазохизм? Но вместо того, чтобы повесить трубку, я представила бледное лицо Марьи Николаевне, и заставила себя продолжать.
- Твои бойцы атаковали Юково.
- Моей матери.
- Не важно. У одного из падальщиков был артефакт.
- Очень возможно.
- Мне нужно знать, что это за артефакт, - я придержала трубку ухом и стала прикреплять стилет к запястью, - какова его магия.
Меня прервал смех, от которого по телу побежали мурашки, на том конце провода была Прекрасная, и даже ее голос очаровывал.
- А свадебное платье тебе не сшить, игрушка? Понятия не имею, что они взяли с собой на ту вылазку. Спроси их сама.
Я посмотрела на старосту, но тот отрицательно покачал головой, на стежке пленных не брали.
- Они теперь не разговорчивые, половина в ямах с солью, а другая на рагу пошла в разобранном состоянии, мы тут шашлыки затеяли.
- Это вы поторопились, - засмеялась хозяйка юга, - Ничем не могу помочь. Мать отдавала приказы, а не занималась поставками оружия.
- А зря, - прокомментировал, слышавший каждое слово, баюн.
- Но ты можешь узнать. Диск диаметром десять сантиметров из...
- Олова, - подсказал Семеныч, и положил на стол сломанный артефакт.
- Из олова, - повторила я, - Активация при разломе носителя.
Несколько секунд на том конце провода царила тишина, а потом Тамария ответила.
- Могу, но назови хоть одну причину помогать тебе.
- Я больше не подойду к Седому, - не зная, куда деть руки, я подхватила со стола чашку, поставила, а потом снова взяла, на дне собиралась мутная коричневая лужица заварки.
- Нет, - не согласилась собеседница, - Ты и так не подойдешь. Помнишь слова, что я прошептала тебе на ушко. Помнишь, игрушка?
Удар попал в цель. Я поняла, что сжимаю фарфор в ладони сильнее и сильнее. Широкая ладонь Семеныча обхватила мою. Ведьмак излучал усталую снисходительность. А сказочник веселый интерес зрителя, приготовившегося смотреть интересный спектакль. Я подняла голову и увидела тусклое отражение своего лица в оконном стекле. Обиженная злость и горечь глубокими складками залегли у носа и рта, глаза были полны вины.
Что со мной? Почему я так злюсь, слыша ее голос? Чем она отличается от сотни его прежних любовниц? Что изменилось? Я встретилась взглядом со стариком, заставила себя разжать руку и поставить чашку обратно на стол. Баюн разочарованно отвернулся.