На неведомых тропинках. Сквозь чащу

- Пашка, - заорала я, но та замешкалась, проводя рукой по малахитовой скорлупе. Скорлупе, которая крепче камня для чужих, и такое уязвимое перед тем, кто дал ему жизнь.

Медные глаза сузились. Рев повторился, земля вздрогнула, над головой закачалась люстра с белыми плафонами. Я не стала больше раздумывать. Ни о судьбе яйца, ни о чувствах Пашки - все это меня больше не интересовало. Я толкнула ее каменное, так похожее на отлитое из чугуна, тело, и яйцо с грохотом упало на пол.

Мартын не растерялся и пинком, придал ему нужное направление. Явидь яростно зашипела, словно забыв зачем мы пришли, чешуйчатый хвост взметнулся в воздух, обвиваясь вокруг шеи пасынка. Ее инстинкты просто кричали о том, что она должна защищать приплод. Защищать любой ценой.

Яйцо свалилось в подпол, с грохотом сломав что-то внизу.

- Пашка! - снова закричала я.

Сказочник вернул крышку на место. По потолку побежали трещины. Дракон собирался сделать именно то, о чем спрашивал Ленник, а именно вскрыть это дом, сняв с него крышу.

- Он рвется сюда только по одной причине, - сказал баюн, выпрямляясь и делая глоток из банки, - Его должники здесь.

Явидь отпустила полузадушенного парня и, рыкнув, ринулась обратно к двери. Ее встретил драконий рев и струя жалкого пламени, от которой съежилась молодая трава, и обуглились доски крыльца.

- Иди сюда, переросток! - закричала она, бросаясь в сторону, уходя от огненного плевка, попавшего в дерево, - Сюда, вор! Что не нравиться, когда воруют у тебя?

- Что она...?

- Она уводит его от дома, - перебил меня парень.

- И пусть делает это побыстрее, - вставил ленник, взмахнув банкой, - Низшие, так интересно я не проводил время с тех пор, как в Юково вторглись западники.

- Достань тетрадь, - прохрипел Март, - Достань тетрадь, Ольга, или мы все покойники, - он подошел к двери, - А мы пока развлечем хранителя знаний.

По крыше что-то проскрежетало и дракон оставив в покое шиферную крышу снова заревел. Змея уже выбралась на дорогу, тогда как целитель нырнул в кусты.

- Кажется, я приглашал тебя на пиво? - сказочник открыл холодильник.

- И я обязательно приму приглашение, - ответила я, подходя к двери. - Но не сегодня.

- Даже не взирая на Пашку?

Он впервые назвал ее по имени, и я поняла, что на самом деле все было не так просто, как он пытался нас уверить. Пашка, а не чешуйчатая девка.

- Мне все равно.

Ленник отсалютовал пивом.

У дома целителя, все еще толпился народ, хотя ни бабки, ни феникса, старика, ни еще кого из народных добровольцев не было. Увидев меня, пробегающую мимо, карка подняла большой палец, в знак одобрения. Но я не остановилась, лишь обернулась на рев, и одна из сосен на краю стежки загорелась. Маленький лихач зааплодировал, указывая отцу на пылающую крону.

Радиф все еще сидел на крыльце, словно сторожевой пес, которого избил хозяин, а у зверя не хватает ума сбежать и никогда не возвращаться.

Он все прочел по моим глазам, еще до того, как я взбежала на крыльцо, вытягивая руку, в которую тут же скользнула, ставшая материальной, цепь.

- Где тетрадь Тура Бегущего? - спросила я, вздергивая голову мужчины кверху.

- Не знаю, - ответил он глухо, а в глазах скользнула тень беспокойства, и именно она, эта тень не дала мне поверить словам, сказанным вполне искреннее. Он на самом деле не знал. Но знал что-то другое.

Где-то там на краю стежки раздался полный боли крик. Женский крик.

- Где? - зарычала я, склоняясь к его лицу.

От вестника пахло потом и кровью. Еще страхом и усталостью. Так же как и от меня тогда в каменном мешке Желтой цитадели. Я могла бы посмеяться над иронией судьбы, могла бы...

Вместо этого я замахнулась и ударила его наотмашь, по той стороне лица, где раздувались, волдыри от ожогов. Ударила, чтобы причинить боль, а не для того чтобы защититься, не в пылу схватки. Впервые.

Он ударился затылком о стену дома и застонал. Несколько волдырей лопнуло, оставив на моей коже разводы, рана успела загноиться. Его боль была похожа на леденцы монпансье из жестяной коробочки, многочисленные и колючие, но такие сладкие.

- Где? - повторила я и вопрос и удар.

Он открыл рот и едва слышно выдохнул:

- Не у меня.

- Где? - я толкнула его, и он упал на доски, оставив на светлой стене кровавый след. Цепь натянулась, я уперлась коленом ему в грудь.

- Не знаю, - зло огрызнулся Радиф, центральная руна на ошейнике вспыхнула алым.

Мужчина выгнулся и заорал не сдерживаясь. Громко, пронзительно, как никогда не кричат мужчины. А потом еще несколько секунд хватал ртом воздух, словно никак не мог надышаться.

А я впитывала сладость его боли и никак не могла остановиться. Это как сладкая шипучка, которая щекочет нос пузырьками, и ты кашляешь не в силах сделать следующий глоток.

- Где? - ласково спросила я, почти желая, чтобы он снова огрызнулся.

- Развлекаешься? - раздался ленивый голос.

Вот так нас и можно поймать. Нас - нечистых. Тех, кто так хорошо слышит, тех, кто так хорошо чувствует, и тех, кто, пьянея от чужой боли, перестает замечать все вокруг.