На ночь глядя

Они там долго сидели и болтали. Доктор, наверное, вообще забыл про меня, и говорил так громко, смеялся так наигранно, что я и правда подумал, не бздануть ли, да посильнее, чтоб меня заметили и перестали игнорировать. По телевизору ряженые прыгают до сих пор, и мне это неинтересно. И что прикажете делать? Я б с удовольствием встал и вышел. Покурить бы. Сейчас даже сигаретка представляется чем-то особенно вкусным. Ощутить бы вновь то приятное лёгкое жжение, когда скуриваешь папироску до самого фильтра, гоняя дым из носа в рот и обратно. Мама говорит, что у меня из-за этого рак. Не помню что-то, чтоб сигареты я засовывал… ну да ладно.

– Сделайте телевизор, пожалуйста, погромче.

Доктор даже ухом не повёл, продолжая свою тираду о благодарностях и восхвалении. Я все мысли сконцентрировал в надежде, что он сейчас договорит и выполнит мою просьбу, но прошло время, и меня уже потряхивало. Невозможно отвлечься от их разговора, невозможно заглушить отвратительный деревенский говор доктора, и я попросил ещё раз. Ну, как попросил – просто крикнул.

– Сделайте, будьте так добры, телевизор погромче!

Могильная тишина окутала палату. До этого птицы щебетали в полуоткрытое окно, и они даже притихли после моего короткого вопля, для которого я набрал полные лёгкие и выгнул спину, потратив еле накопившиеся силы.

Он встал и вышел в коридор. Доктор всё это время сидел неподвижно. Я наблюдал за его силуэтом за ширмой, словно разглядывая театральную куклу, оставленную без хозяина. Он вернулся, уже держа пульт в руках. Он сам добавил громкости ящику с придурками и протянул пульт мне. Наши взгляды пересеклись, и я ощутил себя оскорблённым, будто капризному ребёнку, устроившему бесплатное представление в супермаркете, наконец-то купили конфеты. Я выхватил из жилистых рук пульт и положил себе под ногу так, чтоб торчала половина кнопок. Если попытаются забрать, когда усну, то почувствую это и не позволю отнять единственный символ власти над своим положением.

Их разговор продолжился. Точнее, это был монолог врача. Уже два силуэта были на соседней койке, но их голоса приглушены, и слава Богу. Меня уже одолевала приятная дрёма, я взглянул на часы, стоящие на прикроватной тумбе, и увидел 17:45. Через пятнадцать минут ужин. Прекрасно, и даже настроение улучшилось. Если не путаю, должно быть пюре и немного свинины. Выпросил, таки, у врача хотя бы усладу для своего рта, а то хотели меня одной овсянкой кормить да водой. Немыслимо, дайте хоть почревоугодить перед отправкой в никуда!

Врач вышел, и его тут же заменила медсестра с подносом, полным разной еды. Фрукты, напитки, и что-то ещё на большом блюде под крышкой. Запах обнял меня, как тёплый шарф, и пропал за ширмой. Я машинально носом потянулся туда, но другая медсестра меня осекла и поставила мне на подносе пюре и свинину. Вроде, так и хотел, но уже что-то не то. Надоели и пюре, и свинина.

На соседней койке звонкий женский голос хохотал без умолку, пока точёная тень на ширме постоянно двигала руками и опустошала поднос с едой. Что за анекдоты он там травит? Надо будет спросить перед сном, того и гляди сам засну с хорошим настроением.

Медсёстры нас покинули и оставили наедине. Я убавил немного телевизор, не было надобности в повышенной громкости. На экране новости – новый урожай, новый губернатор области, новые митинги в маленьких городах, старые сводки автоаварий и прочая чепуха. Нашли бы уж лучше таблетки от рака, ну или свечи для моего случая.

– Как тебя зовут? – его голос проникал намного глубже ушей, словно прозвучавший только в моей голове. Я вздрогнул, до этого погружённый в свои мысли и притянутый глазами к мелькающему телевизору.

– Григорий.

Он молча вышел из-за ширмы, остановившись у невидимой границы между нашими койками. Его улыбка была беспричинной, наивной и занимающей всю нижнюю часть лица, в то время как верхняя была покрыта огромным родимым пятном. Как у собаки, ну ей Богу.

– Меня зовут Диогу. Зовут в этом теле. Можешь обращаться ко мне, если потребуется помощь.

Меня взбесило его знание русского языка, и что он вообще забыл здесь? Почему он не на другой стороне планеты, не бегает по зелёным лугам и не купается в реке? Или что там бразильцы обычно делают, кроме как гоняют мяч сутками?

– Ага, спасибо.

Я не увидел, но услышал, как он улыбнулся. Ну да, именно так. Я краем глаза проследил, как высокое туловище пропало за ширмой, и мне стало опять спокойнее. Неприятно находиться рядом с ним, он для меня как обидная детская дразнилка. Вроде бы и сам давно вырос, а чувства задевает всё равно. Попрошу доктора при возможности перевести его в другую палату, пусть эту жизнь доживает где-нибудь ещё, но не рядом со мной, уж потрудитесь уважить мою одноразовую душу.