На ножах со всем существующим

Альфредо Бонанно говорит: «Наш выбор — повстанческий. В то же время он анархистский. Это одновременно выбор сердца и ума, характерологический и аналитический выбор. Для анархистов нет иного пути, кроме немедленного и разрушительного вмешательства. Вот почему мы — повстанцы, и вот почему мы против всякой болтовни и идеологии. Мы против любой идеологии анархизма и болтовни об анархизме. Время застольных дискуссий прошло. Враг — рядом, за ближайшей дверью. Он видим и осязаем. Следовательно, это только вопрос нашей решимости, сможем ли мы атаковать его. Я уверен, что повстанческие анархисты знают, какое время выбрать для атаки и какие средства избрать для неё. А уже разрушив врага, мы реализуем анархию».

9. Проблема, однако, остаётся: чтобы понять эти точные и ясные слова, нужно уже (хоть немного) быть повстанческим анархистом. Характерологически. Поведенчески. Нужно перестать функционировать. Нужно начать быть. Стать самим собой. То есть неприемлемым.

10. Итак, есть группа людей в этом мире. Небольшая, малочисленная группа. (Хотя её значение не исчисляется в арифметических единицах.) Это — анархисты-повстанцы. По-английски они называются: Insurrectionalist Anarchists. Их теоретическая база находится в Италии, но действуют они не только в этой стране. Их организация носит абсолютно неформальный характер. Правильнее сказать, это даже не «организация», но множество маленьких групп и индивидов, объединённых общим пониманием теории и практики. А иногда повстанческие анархисты вообще не теоретичны (в банальном смысле этого слова), но действуют (интуитивно и спонтанно) в полном согласии с идеями повстанческого анархизма. Сладко принадлежать к этому движению (или состоянию?), ибо оно — поэзия и правда нашего времени.

11. У повстанческих анархистов нет никакой социальной или организационной идентичности, которую они могли бы защищать. Они не верят ни в партии, ни в авангардные группы, ни в передовое революционное подполье. Их союзы всегда носят неформальный и временный характер. Они, как и их атаки, направлены не на то, чтобы пропагандировать или защищать себя, но чтобы наносить постоянные удары по власти, чтобы разрушить государство и капитал, технологии и деньги, все институты и механизмы господства. Именно здесь — в решимости атаковать — теория и практика повстанческих анархистов совпадают. Вот как они говорят об этом сами:

«Мы считаем, что вместо традиционных структур «пролетарского», а на самом деле буржуазного типа (партий, профсоюзов, блоков, федераций, союзов и пр.), нужно создавать небольшие группы близости (по три-четыре-пять человек), базирующиеся на силе и прочности личного знания. В двух словах: на любви и дружбе. Группа близости - новая форма сопротивления в эпоху окончательной коррум-пированности организаций старого типа. Группа близости - форма повстанческой активности в эпоху полной социальной атомизации и разрушения непосредственных человеческих связей. Именно такие группы хорошо приспособлены, чтобы совершать нападения на врага и объекты власти. При этом повстанческая анархистская группа действует не изолированно, но (по возможности) в контакте с другими группами близости и отдельными индивидами, готовыми к нападению. Группы делятся друг с другом информацией, знаниями, инструментами и всем остальным, необходимым для реализации атак. Никто и никогда не стоит над этими группами и индивидами как высшая инстанция: никакой лидер или организация, никакой конгресс или съезд».

12. Понимаешь ли ты, читатель, о чём идёт речь? Понимаешь ли ты себя?

13. Два эти вопроса абсолютно взаимосвязаны. Начнём со второго. Понимать себя трудно.