Слегка попрактиковавшись, вы можете с закрытыми глазами передвигаться из дома в школу, из офиса в супермаркет, из банка в дискотеку. Видно, пришла пора по достоинству оценить старую греческую мудрость: «Спящий тоже поддерживает мировой порядок».
Да, пора пришла... Но для чего? Действительно? Не для того ли, чтобы раз и навсегда отделить себя от этого общества, к которому вас причислили с самого рождения, — от общества власти и товаров, авторитета и смерти? И не только отделить, но и покончить, разделаться с этим обществом?
Одна его часть, бесконечно жадная до власти, хочет, чтобы всё продолжалось, как есть, другая же часть безусловно заинтересована в том, чтобы это общество взорвалось и сгинуло как можно скорее. Решить, на чьей вы стороне — первый необходимый шаг. Тут стоит напомнить, что колебания, переговоры, отказ от ясной позиции — обычные характеристики ложных критиков и всякого рода реформаторов — основа соглашения между сторонами, то есть основа капитуляции и провала проекта революции. В то время как обещание подлинного изменения — в нашей твёрдости, дерзости и решительности, как, впрочем, и в нашей ежедневной способности атаковать.
Да, нужно оказаться на ножах с собственной уступчивостью, усталостью и бессилием, а уж затем — на ножах со всем существующим.
II
Секрет заключается в том, чтобы действительно начать.
Существующая социальная организация не только откладывает, но и препятствует, а также и коррумпирует всякую практику свободы. Единственный способ понять, что такое свобода, — это испытать её, а для этого нужны необходимые воемя и пространство.
Фундаментальной предпосылкой свободного действия является диалог. При этом любой аутентичный дискурс исходит из двух условий: 1. подлинный интерес к вопросам, которые выносятся на обсуждение (проблема содержания) и 2. свободный поиск возможных ответов (проблема метода). Оба эти условия должны включаться в одно и то же время, ведь содержание определяет метод, и наоборот. О свободе можно говорить только будучи свободным. Какой смысл задавать вопросы, если ты не свободен отвечать на них? Какой смысл отвечать, если вопросы ложны? Диалог существует только тогда, когда индивиды могут говорить друг с другом без посредничества, то есть когда они обоюдно заинтересованы. Если же дискурс односторонен, коммуникация невозможна. Если у кого-то есть власть навязывать вопросы, содержание последних будет функциональным по отношению к этой власти (и ответы будут содержать подчинение). Субъектам задают только те вопросы, ответы на которые лишь подтверждают их социальные роли, и из этих ответов боссы извлекают вопросы будущего. Рабство кроется в согласии отвечать.
В этом смысле рыночные опросы ничем не отличаются от предвыборных. Суверенность избирателя соответствует суверенности покупателя, и наоборот. Пассивность телевизионной аудитории именуется публикой, навязывание государственной власти называется свободный народ. В обоих случаях индивиды оказываются пленниками механизма, который даёт им право говорить лишь после того, как тот же механизм лишил их способности делать это. И в чём тогда смысл диалога, если всё, что ты можешь — это выбирать между двумя одинаковыми кандидатами? Что это за коммуникация, если твой единственный выбор — между двумя совершенно схожими продуктами или телевизионными программами? Содержание вопросов бессмысленно, поскольку метод ложен.
«Ничто так не напоминает представителя буржуазии, как представитель пролетариата», — писал Сорель в 1907 году. И что делает их неразличимыми — это как раз то, что они представители. Слишком очевидно, что правые и левые кандидаты сегодня — одно и то же. Но политикам и не нужно быть оригинальными (реклама делает это за них), им достаточно знать, как администрировать эту очевидность. Ирония заключается в том, что СМИ определяются как средства коммуникации, а избирательные дрязги именуются выборами (что в подлинном смысле слова значит «свободное, сознательное решение»).
Всё дело в том, что власть пресекает другие способы организации. Даже если избиратели имели бы волю к ответам (а это предположение уже уводит нас в «утопию», как сказали бы реалисты), ничего существенного у них спросить было бы невозможно, поскольку единственно свободное действие — единственно аутентичный выбор! — который они могут совершить — не голосовать вовсе. Любой, кто голосует, соглашается с ложными вопросами, поскольку аутентичные вопросы отрицают передачу полномочий другим и избирательную пассивность. Попытаемся объяснить это на простом примере.