На ножах со всем существующим

Отдельные их мероприятия (фестивали, поэтические чтения, импровизированные jam sessions и «интерактивный театр») могут доставить удовольствие, но, поставленные в рамки искусства, теряют всякий подрывной потенциал. Вообще эти деятели считают, что «творчество» важнее атаки и удовольствия. Тем самым они возвращаются в лоно традиционного искусства и искусства институций. Их работа становится своего рода «продуктивистским трудом» по созданию произведений искусства. Игра превращается в спектакль. Игнорируя тот факт, что искусство — социальная и культурная категория, анархистские художники заявляют, что «искусство противостоит культуре», «искусство освобождает» и т. п. В конечном итоге, они конструируют для себя роль культурных деятелей внутри анархистского собщества. Их деятельность никому не угрожает и ничему не мешает.

Когда ситуационисты объявили, что революционная практика должна стать терапевтической процедурой, они и не подозревали, что некоторые американские анархисты найдут способ связать эту мысль с некоторыми другими плохо переваренными идеями и назвать свою мешанину «new age психотерапией». Эта последняя вошла в анархистскую субкультуру в основном через феминистское и геевское движения. Главная претензия названной практики — самооткрытие и самоосвобождение. Но все без исключения психотерапии — включая гуманистическую, «восточную» и так называемую «третью силу» — придуманы специально для интеграции людей в общество. Когда геи и феминистки начали использовать терапевтические техники, это помогло поместить индивидов в «общую рамку» социума, то есть умиротворить и нормализовать их. Анархо-терапевты усвоили практики, подобные медитации, игровой терапии, «группам поддержки» и т. п. Но что такое медитация? Не более, чем форма эскапизма (без урона, наносимого алкоголем или наркотиками). Она частично снимает ежедневные стрессы, уменьшая невыносимость жизни. Это может быть полезным, но отнюдь не самоосвобождающим. Игра как терапия, так же, как игра как искусство, теряет свой подрывной стержень. Она создает атмосферу безопасности, но не самооткрытия. В общем и целом, все терапевтические практики вырывают индивидов из их ежедневного опыта и помещают в отдельное «терапевтическое» пространство, и тем самым — в определённую социальную и идеологическую рамку. В случае анархо-терапевтов это опять-таки рамка анархистской субкультуры и ещё одной ролевой модели. Большинство людей, которых я встречал в анархистской субкультуре, искренние люди. Они действительно желают бунтовать против власти (авторитета) и мечтают разрушить порядок боссов. Но они — продукты данного общества, их научили не доверять себе и своим желаниям, бояться всего неизвестного. Обнаружив субкультуру ( с более или менее стабильными ролями, которые можно постоянно воспроизводить), они убеждают себя, что достигли земли бунтовщиков и что здесь можно расположиться вполне комфортабельно. Куда сложнее, однако, совершить настоящий прыжок в неизвестное — в области, где начинается реальная война против общества.

2

Структура анархистской субкультуры в основном организована вокруг печатных проектов, книжных магазинов, коллективного существования и анархистского активизма. Эти проекты и сам метод, по которому они реализуются, напоминают практику евангелических религиозных сект.