На одном дыхании!

В сухом остатке, как выражался профессор на кафедре общей химии, речь министра сводилась к следующему: премьер крайне недоволен. Премьер, можно сказать, раздражен. «Эксимер» получил полную свободу действий, в регионах особенно, в обмен на обещание совета директоров, что до центра никакие скандалы доходить не будут. Все решается на местах и своими силами. Никаких демонстраций и маршей протеста. Никакой скулеж о дополнительных бюджетных вливаниях не принимается. Сколько влили, столько и влили, больше не будет. Только при соблюдении вышеперечисленных договоренностей премьер и правительство в целом готовы проявлять к группе компаний «Эксимер» определенную лояльность. В противном случае…

Министр говорил, а Волошин слушал, потной рукой сжимая телефонную трубку.

– У вас есть две недели, – заключил министр, которому не было никакого дела до потных рук Волошина. – Ну максимум три! Наведите на своих производствах порядок, Марк Анатольевич! В противном случае…

Когда порядок наводил Разлогов, у него это получалось – и связи какие-то были, и подключать их он умел вовремя, и в долгу не оставался. И вроде бы выходило, что все делается «само собой», и Волошин к тому привык – это было удобно! Привык и – хуже того! – поверил, что особенного ничего делать и не нужно, все так или иначе решится само собой.

И тут вдруг оказалось, что решалось уж никак не «само собой», а Разлоговым, вот ведь открытие!.. За собственную глупость, наивную донельзя, Волошин теперь себя презирал. На такой должности и в таком возрасте наивничать уж совсем неуместно!

И бумаги! Бумаги, на которые Волошин так рассчитывал, исчезли бесследно. Да и с ключами он напутал. Хуже того, в путаницу с ключами оказалась вовлечена секретарша, которая теперь смотрела на него странно. Или со страху и от ненависти к себе он придумывал, что странно?..

– Марк Анатольевич, из Перми директор третий раз звонит. Будете говорить?

Волошин знал, что поговорить нужно, необходимо просто, именно сегодня, сейчас.

– Нет, я занят, – сказал он в трубку деловым до отвращения тоном. – Передайте ему, что я сам позвоню.

– Хорошо, – помедлив, отозвалась Варя, и Волошину показалось, что она знает, что он трус и импотент, и это его взбесило.

– Скажите, что я поговорю с ним сегодня же! – рявкнул он. – Чтобы он ждал моего звонка!

– Я поняла, Марк Анатольевич.

– И не забудьте меня с ним соединить. Часов в шесть. Вам понятно?

Она опять помедлила.

– В это время в Перми будет восемь вечера, – сказала она совершенно спокойно. – Но я вас соединю, конечно.

Волошин швырнул трубку, пробормотал: «Ну и прекрасно» – и опять уставился в окно. Если бы Разлогов сию минуту воскрес, Волошин, наверное, тут же убил бы его.

– У тебя все признаки надвигающейся депрессии, – сказала ему позавчера мать. – Возьми себя в руки, а лучше езжай, подлечись. Я знаю, что говорю!..

Она была доктор наук, специалист в психиатрии, известный на всю Москву. Конечно, она знала, что говорит!

Разлогова нет, документы пропали, премьер недоволен, заводы вот-вот встанут, и у него, Волошина, на все про все две недели. От силы три. В противном случае… Случай действительно противный донельзя.

Волошин допил из холодной чашки холодный кофе, от которого в желудке все горело и сворачивалось в трубочку, встал и вышел на балкон. У них был шикарный балкон, общий с Разлоговым. По балкону можно было гулять, летом сюда выносили деревянные столы и диваны с полосатыми подушками и сюда же подавали обед. Чистые скатерти трепетали на теплом ветру, красные «маркизы» давали веселую тень, розы, увивавшие деревянную решетку, были упруги и прелестны, и в самом сидении на балконе было что-то южное, легкомысленное, легкое и приятное!

Волошин вышел, глубоко вдохнул воздух, сунул руки в карманы и закрыл глаза. Вот и зима на носу. Между белыми фигурными колонночками балюстрады намело сухого, колючего, серого снега. Деревянные решетки сдвинуты и накрыты мешковиной. Ветрено, холодно, пусто. Город лежал далеко-далеко, насупленный и серый, и было понятно, что вот-вот пойдет снег.

Волошин подошел к краю и заглянул вниз. Там, внизу, были машины, зонты, грязное шоссе. Он наклонился и взял щепотку сухого снега. Конечно, ничем не пахло от этого снега, ни свежестью, ни морозцем! Он быстро таял в пальцах, капли падали Волошину на пиджак, оставляли пятна, как от слез.

Итак, нужно на что-то решаться. Понять, что произошло с ключами, где он напутал! Это самый важный вопрос. Премьер и министр, завод в Дикалеве и заказ на зубные щетки от компании «Дюнон», самый крупный на сегодняшний день, – все это потом. Сначала нужно разобраться с бумагами, а бумаг никаких он не добудет, пока не откроет сейф. А сейф он не откроет, пока не поймет, где ключи. Нужно отыскать ключи. Потом нужно отыскать сейф. Какой-то третий, в двух он уже проверил! В противном случае…

Тут Марк Волошин засмеялся тоскливым хриплым смехом – словно ворона закаркала. Снег в ладони растаял совсем, остались только песчинки и какая-то мутная серость, как будто гарь. Разве от снега остается… гарь?