На огне святом сожжем разлуку (СИ)

Зореслав отвернулся, сел в уголке погреба. Нестерпимо было слушать гадкие и слушать едкие речи дружинника. Лучше молчать и ждать. Не показывать страха перед царскими холопами. Лучше смерть, чем унижение перед ничтожными людишками, которые позабыли, что значит воля!

Где-то издалека послышались замедленные звуки гусель, гомон людей, одобрительные крики. Парень прислушался.

- Боян поет - сказал дружинник, заглядывая в окошко - и мне бы хотелось послушать, но не тут-то было, свалился ты на мою голову, теперь сторожить надо. А вечер ныне дорог, тих, таинственен.

- А какой вечер? - удивился юноша.

- Так купальский же. Девушки и ребята будут гулять, веночки на воду пускать. Веселья – до зари!

Дружинник отошел, о чем-то переговариваясь со своим товарищем. Зореслав охватил ладонями голову, загрустил. В такую сказочную ночь сидеть под замком! А мог бы гулять с Миросей возле Славуты, показывать ей любимые места, рассказывать о том, как водяные играются на водовертях, ожидая неосмотрительных пловцов, о зеленоглазых русалках, которые греются против месяца, поя печальные песни, о звездных детях, которые прилетают на землю в большие праздники, чтобы позабавиться с человеческими детьми, покачаться на ивовых ветках.

Мелодия гусель становилась громче, глуховатый голос Бояна четко чеканил слова шуточной песни:

Жил на свете парень,

Со всего смеялся,

И ничему в мире

Он не удивлялся.

Грім у небі грякне -

А йому байдуже.

Людям вельми страшно,

А йому - не дуже!

От схопили хлопця

Воріженьки люті

Кинули до ями,

Закували в пута.

Він собі сміється

Він собі регоче

Навіть у неволі

Сумувать не хоче.

Повели хлопчину

Голову рубати -

Він собі жартує

У руках у ката.

- Ой ти, кате, кате,

Мій коханий друже!

Головне - то жарти,

Голова - байдуже!

Песня окончилась, послышались сердитые возгласы дружинников: «Иди, иди прочь, Боян! Не велено петь под окнами царевыми. Горевей недомогает, велел гнать тебя прочь»!

Воцарилась тишина. Только было слышно, как где-то в уголке шуршат мыши. Зореслав задумался: что значит причудливая песня певца? Не иначе, он пел для меня. Чтобы не боялся. К чему бы это? Ждать освобождения? От кого? Разве, может, батенька вместе с Бояном что-то придумают?

Надежда

Мирося под вечер нашла Зорулю, потянула ее в темный закоулок, начала пылко нашептывать:

- Все решено. Боян добрый совет дал. Освободим любимого, а тогда пусть царь кусает локти. А ты, Зоруленька, что-то сделай с теми дурнями-стражниками.

- А что я с ними сделаю? - растерялась Зоруля.

- Поведи на гульбу. Купальский же вечер! Чару добрую пусть выпьют.

- Неужели так влюбилась, Мирося? - удивилась Зоруля.

- Навеки! - пылко обняла подругу царевна.

- Смотри, чтобы не случилось горя с той любовью. Дочь царская и пастух.

- Он мой царь и владыка! Как увидела - мир огнем занялся. А как побыла с ним в роще - душа моя за тучи полетела!

- Вот видишь - опасливо говорила Зоруля - говоришь, мир огнем занялся. Может, он перелесник!

- Когда перелесники такие - сквозь слезы прошептала Мирося - пусть забирают меня к себе. Зачем мне эти пьяные воеводы, эти глупые прислужники царские, что выпрашивают уютного места у моего батеньки? Зореслав один остановил нашествие враждебное, я сама видела! Вот герой, рыцарь! Вот Яр-Див!

- Хватит, хватит! - по-матерински ворчала Зоруля. - Кудахчешь, как курица над яйцом! Расхвасталась! Уже иду, иду.

Она, крадучись, пробежала переходами башни, царевна - за ней. Часовые, услышав шаги, насторожились, недовольно позвали:

- Кто слоняется?

- Я - заигрывая ответила Зоруля, появляясь из-за стены.

- А, Зоруля - успокоившись зевнул дружинник - Чего бродишь вечером? Почему не гуляешь?

- За вами пришла – улыбнувшись сказала девушка.

- Как-то за нами?

- Так Купала же ныне. Все девушки и ребята собираются на кручах. Огни зажгут. Весело будет - страх!

Дружинник дернул себя за усы, переглянулся с товарищем, тот облизнулся, печально покачал головой.

- Гм. Оно бы и нам не помешало ковш меда наклонить. Так поставили же нас, караулить надо.

- С какого это чуда? - притворно удивилась Зоруля.

- Пастуха же сторожить.

- Так он же замкнут.

- И то правда - обрадовался усатый дружинник. - Не колдун же он? Решетки толстенные, не перегрызет.

- Так пойдем же. Вон уже жгут огни. Ой весело будет!

Девушка схватила усатого воина за руку, потянула к выходу. Второй глянул им вслед, махнул рукой и бросился за ними, бормоча на ходу:

- Как убежит - то и из-под стражи убежит. А если не убежит - то и так не убежит. Пойду и я, может, и моя судьба где-то венок сплетает.

А Мирося стояла в закоулке башни около ставен, ждала, глядя на просторное видноколо славутинской долины. На кручах уже полыхали огни, золотые искры катились стремительным потоком к небесному шатру, рассыпались там на темно-синем фоне, становились звездами, начиная вечную сказку летней ночи. Над лесом катились песни. Мирося дрожала от волнения - решается ее судьба. Все будет иначе отныне: нет детских забав, нет отца, нет царства! Есть новая тропа - страшная, опасная, из которой уже нет возврата! И не надо.