На огненном берегу(Сборник)

На всех этажах этого огромного объекта мы установили всего два станковых пулемета и пять-шесть снайперских постов. Остальное оружие было перенесено в подвальные помещения.

В подвалах пробивали стены железобетонных фундаментов, рыли тоннели, в конце которых делали вертикальные выходы. Точка выхода определялась краем нагромождения кирпича от разрушенных стен. Это нагромождение было хорошей маскировкой и не закрывало впереди лежащего пространства.

Построенная таким образом оборона показала свои преимущества уже на второй день. Немцы, подтянув артиллерию, танки и автоматчиков, попытались возвратить дом. Весь огонь, все свое внимание они сосредоточили на наших огневых точках, расположенных на этажах. Вскоре, считая их подавленными, гитлеровцы смело бросили танки и пехоту к стенам дома.

Вот здесь-то, в прямом смысле этого слова, перед фашистами из-под земли ударили наши орудия и противотанковые ружья. Кинжальный пулеметный огонь встретил пехоту.

Шесть тяжелых атак отразил в тот день батальон Мудряка, а сержант адыгеец Меджид Тлий подбил из 45-миллиметрового орудия два танка.

Долго еще неистовствовали гитлеровцы. Но мы, отражая их атаки, продолжали закрепляться, совершенствовали подходы к дому от реки.

Вскоре к нам повалили гости. У нас часто стали бывать командиры и солдаты не только нашей, но и других дивизий.

Капитан Мудряк, закрепившийся со своим батальоном в доме, был хорошим начальником гарнизона — этого крупнейшего опорного пункта — и отличным экскурсоводом. А посетителей с каждым днем становилось все больше и больше.

Первыми пришли товарищи из пулеметного батальона. Это — комбат Плетухин, ставший к этому времени майором, Шарафутдинов и Люда Гумилина. Обойдя со мной дом, они горячо поздравили нас с боевым успехом.

— Ну, а вы как живете? — спросил я гостей.

— Да как? Все эти два дня, пока вы их тут молотили, мы ходили сами не свои, — призналась Люда.

— Раз пять я пытался звонить вам, но разве здесь было до меня, — добавил Плетухин.

— Спасибо вам, друзья, за доброе слово, — поблагодарил я товарищей. — Садитесь, дорогие, рассказывайте о своих делах. Как там новый замполит?

— Наши дела по-прежнему хороши, — примащиваясь поудобнее на кирпичах, начал Плетухин. — А насчет замполита… Что можно сказать? Бесстрашный, строгий и в то же время душевный, чуткий человек. После вашего ухода раза два еще немцы пытались прорваться по берегу. Но мы так же, как и при вас, всыпали им, и они притихли. Меньше стали осаждать пивоваренный завод.

— Пивоваренный… Кстати, как там чувствует себя Иван Сидорович?

— Жив-здоров. Только с командирами рот ему все-таки не везет. Третьего назначили. Полякова, помните? Вначале командиром взвода, а потом замкомроты был…

— Как же не помнить Алексея Ивановича? Боевой командир.

— Тот самый Поляков, что приходил к вам на меня жаловаться, — уточнила Люда.

— Смешная история была, — вспомнил я.

— А я что-то не слыхал. Расскажите, — попросил майор.

— Рассказывайте, Люда, — предложил я девушке.

— Было это во время сильного ледохода. У меня вышли все медикаменты, а у Полякова разболелся живот. Корчится, просит помощи. Я налила полмензурки реванола. Выпил он. Полегчало. Отлежался малость, ушел, а через несколько минут вернулся.

— Люда, ты чем меня напоила?

— Лекарством, — говорю.

— Лекарством-то лекарством. А каким?

— Обыкновенным.

Поляков подошел к столику, на котором стояла бутылка с желтой жидкостью, прочитал: «Наружное… Реванол».

— Ах, вот ты чем напоила меня! Какой же ты врач после этого? Этой дрянью раны промывают, а ты дала мне пить… — и кинулся на меня с кулаками. Я выскочила из блиндажа, он за мной. — Никуда ты от меня не убежишь. Я тебя проучу. Пошли к комиссару…

Ну, а дальше что было, пусть расскажет комиссар.

— А дальше Поляков все это мне и выложил. Потом попросил наказать Люду. Но вам-то полегчало? — спросил я его.

— Полегчало, товарищ комиссар. Только вот, как вспомню, что этой жидкостью раны промывают, так…

— Все пройдет, товарищ старший лейтенант. Можете идти.

Поляков козырнул и ушел. Я дал Людмиле нагоняй, чтоб она, применяя психотерапию, аккуратней хранила медицинскую тайну.

Когда я закончил рассказ, все от души посмеялись.

— Все это прошлое. Рассказывайте лучше о сегодняшних днях батальона.

— Что о них рассказывать?.. Стоим на месте, воюем. Снайпер Насретдинов на своем боевом счету уже более тридцати убитых фашистов имеет, — сообщил Плетухин.

— А как там сержант Родичев, жив, здоров?

— Это наша гордость. Вы помните курганчик, против Госбанка, который он отбил в первые дни?

— А как же, помню.

— Так вот этот курганчик Николай превратил в неприступный бастион. Сколько его фашисты штурмовали — взять не смогли. По неполным подсчетам, пулеметный расчет Родичева истребил около двухсот захватчиков.

— Молодец Николай! Передайте ему мой сердечный привет и пожелание бить так же фашистов и дальше до полной победы.

— Обязательно передам. Да вот еще. чуть не забыл.

Привет вам от Харитонова. Пишет, что занимается по десять-двенадцать часов в сутки. Программу усваивает хорошо. По окончании возвратится в дивизию. Полк, наверное, дадут ему?