На огненном берегу

Я осмотрел стену, она была совершенно чистая, так как труба еще не эксплуатировалась. Стальные скобы, вделанные в нее, убегали вверх, в черную бездну. Не раздумывая, я снял шинель и, уцепившись за скобу, хотел подниматься. Но чья-то сильная рука опустилась мне на плечо.

— Подождите, товарищ гвардии майор, — сказал боец с артиллерийской эмблемой на петлицах.

— В чем дело?

— А вы уверены в своих силах?

— На турнике-то хорошо подтягиваетесь? — спросил еще кто-то.

На миг меня охватило чувство какой-то глупой амбиции, и я резко сказал:

— Хорошо, посмотрите! — и тут же, ухватившись за скобу, раз семь-восемь подтянулся на руках.

— Ну, ладно, теперь передохните малость, товарищ майор, и попробуйте подняться. Только смотрите, если почувствуете головокружение или слабость — остановитесь, передохните и спускайтесь вниз.

Ох, как они были правы. В этом я убедился, когда добрался до половины трубы и там, ухватившись за одну из скоб, вдруг почувствовал, что она качнулась, и мне показалось, будто я полетел вниз. До сих пор не могу понять, как я не сорвался. Придя в себя, полез выше (самолюбие не позволило сдаться) и минуты через полторы оказался на прочном помосте среди двух наблюдателей.

Отдышавшись, я глянул в пробоину трубы. Предо мной открылась панорама города, над которым словно только что бушевал страшной силы тайфун. Всюду, насколько хватал взор, простирались серые, желтые, обугленные развалины строений, среди которых, как святой среди грешников, стоял совершенно целый Дом сержанта Павлова. Сохранился он, видимо, потому, что вклинивался в оборону немцев, и они боялись бомбить его, чтобы не поразить осколками своих.

От Дома Павлова, ближе к Волге, виднелась разбитая паровая мельница. Рядом с ней, словно огарок свечи, торчал остаток ее кирпичной трубы. А еще ближе ко мне, от берега реки на запад, черными лентами тянулись овраги Крутой и Безымянный. За ними серой горой поднимались руины Г-образного дома. Присматриваясь к нему, я заметил, что от него через всю улицу, в направлении здания 38-й школы, тянулась траншея. Она разветвлялась на два рукава — один из них шел на юг, другой — на запад.

Где-то в центре города и на его окраинах изредка мелькали автомашины, мелкие группы людей и одиночные пешеходы.

В пробоину хлынула резкая струя холодного воздуха, завывание приближающегося снаряда и взрыв — все это отозвалось страшным стоном на дне ствола трубы. Прислушиваясь, я глянул в верхнее отверстие трубы. Там виднелся кусок осеннего неба, по нему плыли густые облака. Но мне показалось, что они стоят на месте, а наше гнездо медленно летит к земле. Я глянул на наблюдателей. Их лица были совершенно спокойны.

— Часто бывает так?

— Как? — переспросил меня артиллерист помоложе.

— Да вот, такая музыка.

— А мы не замечаем ее.

«Привыкли или, может, нервы у вас стальные», — подумал я, и мне стало неловко за самого себя. Потом я еще раз оглядел Г-образный дом, пожелал наблюдателям успеха, стал спускаться вниз.

— Ну и как вам понравилась панорама? — спросили меня внизу.

— Другого такого места для НП не найти на территории нашего полка, да и, пожалуй, всей дивизии. Правда, место очень опасное, но игра стоит свеч. Кому это в голову пришло использовать эту трубу под НП?

— Кому?.. А вот этому герою, — сказал разведчик Анышкин, указав на юнца.

— Гвардии рядовой разведчик Вячеслав Белов, — козырнув, представился тот.

В то время Вячеславу было всего 15 лет. Родился он, в Сталинграде, учился в школе. Когда фашисты подошли к городу, эвакуировался за Волгу. Там, в одном из поселков, случайно встретил товарища своего старшего брата — лейтенанта Сорокина, которому было поручено комплектовать взвод разведчиков. Трое суток парнишка ходил по пятам Сорокина, со слезами на глазах донимая его своими просьбами взять в разведчики.

Наконец тот сказал:

— Ладно, поговорю с начальством.

Вскоре он объявил:

— Ну, Славка, идем получать обмундирование.

Вскоре взвод лейтенанта Сорокина влился в состав 34-го стрелкового полка, и Вячеслав Белов стал гвардии рядовым разведчиком. 16 сентября он принял боевое крещение.

В тот день Белов находился на НП. К нему подошел Сорокин.

— Ну, что тут видно? — спросил он и в бинокль стал рассматривать город.

— Ничего особенного, — ответил Белов.

— Ничего, говоришь? На-ка, посмотри получше, — лейтенант дал Славке бинокль. Славка посмотрел в него и увидел многое из того, чего не видел обычно. Чугунный мост через овраг Крутой был словно рядом. По мосту проскочил грузовик с фашистскими автоматчиками, промелькнуло несколько пешеходов.

«Вот, гады, хозяйничают, как у себя дома. А ведь по этому мосту мы ходили на Мамаев курган за цветами», — подумал он и почувствовал щемящую боль в сердце. Ему стало обидно за все: за мост, за Мамаев курган, за родной дом, который был рядом, за город. У Славки сверкнули алмазные искорки в глазах, он громко шмыгнул носом.

— Ты что, Слава?

— Бить их надо, паразитов, и я буду бить их, пока жив!

— Правильно Славик. Все мы должны бить их до победного конца.