На огненном берегу

Солдаты подняли руки. Однако унтер схватился за автомат. Тогда Глазков швырнул ему под ноги гранату и отпрянул от дверного проема. Унтер и два солдата устремились за ним. Но как только они переступили порог в коридор, Глазков дал по ним очередь из автомата. В ту же секунду в комнате раздался взрыв.

Унтер согнулся, схватился за живот и упал на глыбы кирпича. За ним попадали и солдаты.

Глазков снова заглянул в комнату и в оконных просветах увидел мелькнувшие спины гитлеровцев.

Три фашиста лежали недвижимо, четвертый спешил перезарядить автомат.

Сержант нажал на спусковой крючок автомата, но выстрела не произошло. Раздумывать было некогда. И он прыгнул к фашисту, пинком выбил из его рук оружие. Гитлеровец свернулся, как еж, и вдруг сильно ударил сапогом по ноге сержанта. Выдержав боль, сержант рванулся к врагу и ударил его в грудь кинжалом.

В Сталинграде успех боя порой измерялся захватом не только какого-либо здания, но даже отдельной глыбы кирпича или воронки. А мы к полному рассвету заняли почти четвертую часть восточного крыла дома. Чтобы удержаться, постарались ввести туда группу закрепления.

Это было сделано вовремя. Фашисты, израсходовав в темноте десятки тысяч патронов и сотни снарядов, стреляя впустую по погремушкам, подготовленным капитаном Кулаевым, утром поняли, что их одурачили. Пришли в неописуемую ярость: стали поспешно стягивать живую силу и технику в восточное крыло здания.

Сражение с каждым часом становилось сложнее и напряженнее. Появилась опасность просачивания врага в наш тыл из подвалов через люки. Мы ввели в дело свой резерв.

На всех этажах разгоралась стремительная схватка. Бронебойщики держали под обстрелом коридоры и другие проходы, били по вражеским амбразурам. Автоматчики уничтожали фашистов на лестничных клетках, потолочных перекрытиях. Саперы пробивали подполье, бросали туда гранаты, бутылки «КС» и термитные шарики, которые при горении давали температуру до трех тысяч градусов. Группа закрепления била по дому железнодорожников и северному крылу Г-образного здания.

Целый день длился жаркий бой. Лишь под вечер он стал несколько ослабевать.

Наконец, Сидельников позвонил:

— Отходят, паразиты!

— Преследуйте их по пятам, не давайте закрепиться, — приказал я и доложил обстановку Панихину. Дмитрий Иванович был очень обрадован.

Однако наша радость оказалась преждевременной. Гитлеровцы и не думали уходить. Они лишь заняли более выгодную позицию. Засели там, где авиабомба, пробив все этажи, взорвалась на дне подвала и тем самым как бы отрубила одну треть восточного крыла дома от остальных его помещений.

В жизни не обходится без парадоксов. Так случилось и здесь. Приняв решение об использовании этого более выгодного рубежа, противник и не подозревал, что именно этим он положил начало своего полного разгрома в Г-образном доме и, в конечном счете, потере этого крупнейшего опорного узла.

Прежде чем перейти на новую позицию, фашистам пришлось оставить дом железнодорожников, иначе создавалась бы угроза захода нашей группы в тыл этому зданию по траншее, непредусмотрительно прорытой к нему от Г-образного, — дома — восточнее пролома от бомбы. Оставляя дом железнодорожников, как менее важный объект в системе этого опорного узла, враг рассчитывал за счет гарнизона, располагавшегося в нем, усилить оборону Г-образного дома и, таким образом, во что бы то ни стало удержать господствующий объект.

Под прикрытием темноты гитлеровцы оставили дом железнодорожников, и гвардейцы 42-го полка заняли его без боя.

За Г-образный дом враг держался очень цепко.

Используя образовавшийся разрыв в доме, они забаррикадировались на всех этажах и в подвальном помещении. Огнем автоматов и пулеметов не давали нам подойти к этой пробоине.

В грохоте боя к Сидельникову обратился Исаев:

— Усильте огонь на этажах, а я в это время с бойцами забросаю гранатами подполье. Попытаемся спуститься в подвал, проскочить на ту сторону пробоины.

— Это очень рискованно, но попытаться нужно, — согласился Сидельников.

Бросив гранаты в подвал, первый смельчак прыгнул туда и сам. В тот же час раздалась глухая автоматная очередь, и гвардеец, сделав несколько шагов по полу подвала, упал.

— Отставить! — крикнул Сидельников бойцу, приготовившемуся прыгнуть вслед за первым. — Там, в подвале, их чертова гибель собралась.

— Как же их выбить оттуда? — беспокойно размышлял Исаев.

В конце северного крыла вспыхнула ракета. Исаев успел глянуть в оконный проем, и его осенила мысль: «А что, если?.. Если выскочить в окно и обойти пробоину снаружи?»

Задумано — сделано. С одним из солдат он выскочил в окно. И только они успели пройти метра три вдоль стены, как на одном из этажей северного крыла дома мигнули огоньки и, будто град, застучали по стене пули.

— Ох! — вскрикнул боец и, хватаясь за стену, медленно опустился на землю.

— Ты что? — шепнул Исаев.

— Ноги… ноги, товарищ лейтенант, — проговорил боец.

— Проклятье! — выругался офицер. — Обнимай скорее меня за шею, — и он поднял солдата на руки, как малое дитя, и понес обратно.