На окраине Руси. Мифология и язычество балтов

Потоп библейский известен каждому школьнику из ветхозаветной истории. Боговдохновенный бытописатель отозвался о нем и кратко, и категорически, не определяя времени его и не давая ни малейшего повода к другим произвольным толкованиям и умствованиям. Между тем некоторые латинские писатели первых десяти веков христианской эры забрели в невылазную трясину фанатических умствований и даже установили год, месяц и число Всемирного потопа. Отголоском всех этих писателей явился каноник жмудский Стрыйковский, который в «Хронике» своей, написанной в 1582 году, говорит о потопе, между прочим, следующее:

«Ной, имевший от роду 600 лет, вступил в ковчег с женою своею, сыновьями: Симом, Хамом и Иафетом и женами их: Титеею, Пандерою и Ноэлою (но уверению Берозуса); а в 1656 (?) году от Сотворения мира, 17 апреля (?!) начался самый потоп, который продолжался 150 дней, а Ной жил в ковчеге 13 месяцев. Ковчег остановился в Армении на очень высокой горе Taurus, а по Берозусу – на горе Gordieus; по Епифаниусу же – в Карденской стране, на горе Арарат и Любар, где и доныне еще видны остатки этого ковчега» (?).

Критический разбор сказаний Стрыйковского и цитируемых им писателей не составляет предмета настоящей статьи.

Потоп греческий также хорошо известен знатокам греческой мифологии; а кто в ней нынче не знаток? Мы не похвалимся знанием славянской мифологии; но сознаться, что не знаем греческой и римской, было бы стыдно.

Все греческие сказания о Всемирном потопе сводятся к следующему.

Зевс истребил потопом буйную породу медных людей, соответствовавшую скандинавским гримтурсам. Он послал сильный проливной дождь, так что вся Эллада покрылась водою и все обитатели ее потонули. Спаслись только Девкалион и Пирра. По совету Прометея, Девкалион построил ящик и вошел туда вместе с женою. Девять дней и девять ночей носились они по волнам, а когда гроза стихла, пристали к горе и принесли жертву Зевсу-тучегонителю. Создание людского рода из камней засвидетельствовано греческим мифом о том же Девкалионе, которому после потопа Гермес дал повеление бросить чрез себя кости матери-земли, т. е. камни; все камни, брошенные им, обратились в юношей, а те, которые бросила жена его Пирра, – в дев.

Потоп литовский известен только из весьма сомнительного источника, приводимого Нарбуттом в его «Истории литовского народа» (Т. 1, с. 1–5).

Нарбутт, основываясь на Стрыйковском и Ласидском, при разработке литовской мифологии выводит какую-то особую градацию – или, вернее, генеалогию – литовских богов, хотя и признает, что народ, несмотря на тысячи своих божеств, чувствовал существование какого-то высшего бога, которого назвать не умел, но веровал, что он придет судить род людской в последний день. Этому неведомому богу народ присвоил название Auxtheias, Wissagistis (omnipotens, всемогущий). В то же время Нарбутт создает двух высших богов: Оккапирмаса, бога всех богов, и Прамжимаса, или Прамжу, сына его, отца всех богов. Прамжимас значит собственно предопределение, судьба, рок. По Нарбутту, он признает Оккапирмаса своим отцом, начертавшим на камнях будущие судьбы целого мира, и сознается, что он, сын, не в силах изменить ни одной черты в этих предначертаниях.

Оккапирмас никогда не был богом, а значил только известное протяжение времени – и никак не более одного года; празднество в честь этого мнимого бога Оккатгимимас было только праздником провожания старого года и встречи нового. Прамжимас также не был никогда богом, но, как самое название его доказывает, был только судьбою всего живущего, предназначенною каждому свыше.

Литовский народ, как и все другие народы земного шара, верил и доныне верит в судьбу, рок; верил, что всякому человеку назначена своя судьба, но ни один народ не считал судьбу своею святостью, не молился ей и не приносил жертв.

Славяне также не обоготворяли судьбу, рок, долю. Об этом свидетельствует Прокопий словами: «Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу».

M.О. Коялович в «Чтениях по истории Западной России» (СПб., 1884) приводит даже белорусскую песню о Доле:

Еще бо я не радзилася,
Лиха доля

прицапилася;Еще бо я в пелюшках лежала,
Лиха доля за ноженьки дзержала;
Еще бо я коло лавки хадзила.
Лиха доля за рученьки вадзила.

Между тем Нарбутт приписывает Прамжимасу небывалые качества и силу. Где-то он, Нарбутт, добыл народную легенду, описывающую Всемирный потоп и носящую название Секиме или Кляузиме, хотя по-литовски потоп называется Паскинлимас. а простое наводнение тванай. Впрочем, известно, что Нарбутт не знал литовского языка, хотя и был природным литвином.