На острие

Город все так же мерцал вдалеке мириадами разноцветных огней. Луна по- прежнему висела над головой, а темнота затаилась в углах и между осколками бетона.

Но очарование уже пропало. Это были просто ночь, луна и Город.

На смену восторгу пришла усталость.

— Прости, — наверное, надо было сказать что-то еще, но сил не осталось. — Давай возвращаться.

Движение все так же приносило удовольствие. Но эйфория, которая привела меня на высотку, не вернулась. Оно и к лучшему — безопаснее.

В Логове Ларс толкнул меня на диван и упал сверху. Под спиной жалобно застонали старые пружины.

9

Ларс приподнялся на руках, так, чтобы оказаться лицом к лицу. Резкие тени искажали реальность и глаза казались бездонными:

— Дура, — меня обдало мятным дыханием. — Какая же ты, Ларка, дура! Разве можно вот так просто отказаться от жизни?

Я не боялась того, что должно было случиться. Лежала на диване, парень — сверху. Между нами только одежда, не мешающая чувствовать.

Будь что будет!

От моего прикосновения Ларс дернулся, как от удара. И тут же скатился на пол.

— Извини! — настала его очередь просить прощения. — Я просто очень сильно испугался.

На языке вертелась колкость, но я сдержалась. Он меня хотел, что чувствовалось даже через джинсы. И почему-то это казалось правильным.

— Ларс, — протянула руку, погладила по голове, взъерошила и без того лохматые волосы.

— Не надо, — он отстранился и потянулся к рюкзаку.

Стало страшно, что он сейчас уйдет, оставит одну в темноте, наедине с луной и городскими огнями и чуть не заскулила от ужаса.

Но Ларс просто достал термос, в который еще вечером налил кипяток.

— Наверное, кофе нам обоим не помешает.

Порошок сублимата растворился мгновенно. Сахара не было, да еще Ларс не отмыл термос после бульона. Так что мы пили пахнущую курицей кисловатую бурду и смотрели в окно.

— Зачем ты это сделала? — прервал Ларс тягостную тишину.

— Не знаю, — сказала честно. — Сама не понимаю, что на меня нашло.

— Наверное, это шок.

Мы снова надолго замолчали.

Да, так и есть. Шок. Я грелась, прижавшись к Ларсу, слушая его дыхание, успокаивалась и думала, что последняя дура, если решилась на такое. Наверное, лучше какое-то время никуда не выходить, чтобы снова не поддаться тоске.

— Почему ты остановился?

Он отпил кофе и повернул голову. Лена на миг отразилась в темных глазах и исчезла.

— Потому что это неправильно. Совсем неправильно. Здесь все не так: не пойми где, на старом диване… Ну и не хочу, чтобы ты потом говорила, что я воспользовался ситуацией.

— Знаешь ведь, что не скажу.

— Знаю, — улыбнулся он. — И все-таки… давай подождем.

— Квартиры, хорошей кровати и свежих простыней?

— Хотя бы твоего совершеннолетия! — легкий щелчок пальцем по носу заставил поморщиться. — Я так понимаю, что спать мы сегодня больше не будем? Тогда, может, попозируешь?

— Если только покажешь, что получилось!

Темнота скрыла грязь на одежде и опухшее лицо. Ларс поставил меня к окну и луна с городом превратились в фон.

— Вытянись, как будто пытаешься взлететь!

— Раскинь руки. Шире! Ты хочешь обнять весь мир!

И я послушно тянулась, обнимала, садилась на пол или приподнималась на цыпочки. А потом, когда Ларс разрешил передохнуть, вцепилась в его планшет.

И снова себя не узнала.

Эта девушка на рисунках была кто угодно, но только не я! Тонкая, стремительная, прекрасная…

— Нравится?

— У тебя настоящий талант! Ты будешь знаменитым художником, вот увидишь!

— Твои слова да Богу в уши… — Ларс вздохнул и принялся исправлять рисунок. Там тень лежала не так, как хотелось бы художнику, а здесь линия показалась нечеткой.

— О чем думаешь? — сейчас он казался очень далеким, этот гений.

— Да так… О разном.

— Например?

Я видела, что ему не хочется говорить. Но любопытство оказалось сильнее такта.

— Ну Ла-а-а-арс!

— Ты несовершеннолетняя! — отрезал сердито.

Так вот в чем дело!

Я отскочила к окну, встала так, чтобы луна освещала целиком, как учил Ларс. И одним движением сбросила сначала толстовку, потом футболку.

— Прекрати! — Ларс оказался рядом, схватил за руки, не давая продолжить. — Что ты творишь?

— Сегодня такая безумная ночь… — я понимала, что он прав, но остановиться не могла. — Так дай же побезумствовать!

— Только белье не снимай, — попросил Ларс осипшим голосом. И отступил.

Пришлось подчиниться. Джинсы, кроссовки. Но не трусики, хотя меня смущала скромная ткань — я не любила кружева и носила простой трикотаж без швов. Он не стеснял движений, и сейчас казался таким убогим!

— Замри!

Так и застыла вполоборота к окну, подняв руки, чтобы поправить волосы. Их пора было помыть, но темнота скрыла несовершенства.

Ларс рисовал.

Планшет мягко подсвечивал его лицо, а я была готова вечно любоваться этой линией скул, тонким прямым носом, твердым подбородком, всегда гладко выбритым.

Он был безумно красив, мой Ларс. Не то что я.

Но на его портретах я преображалась. Менялась. Становилась прекрасной.

Нестерпимо захотелось увидеть рисунок.

— Покажи, — бетон холодил ступни, но кого это волнует. Какая разница, замерзну или нет, когда там… такое!

Дыхание перехватило.

— Это…я?

Нет, определенно — нет! Потому что такое просто невозможно!