Когда начиналось подобное шоу, Энди постоянно ждал, что босс вот-вот споткнется о какую-нибудь кучу мусора на полу кабинета, но этого не случалось. Неожиданно Мартель замер и устремил на Энди взгляд своих слегка выпуклых глаз.
– А когда это дойдет до всех, ты знаешь, что произойдет с итальянскими государственными облигациями.
Энди уже исполнилось двадцать девять, он имел степень магистра делового администрирования и за год работы на Уолл-стрит успел получить семизначный бонус. Он поднял глаза на возвышавшегося над ним француза и подумал, что тот в который раз обращается с ним как с пятилетним несмышленышем. Энди ненавидел подобное к себе отношение со стороны босса, однако ему ничего не оставалось, кроме как попытаться ублажить Жан-Люка.
– Цены упадут, – проговорил он.
– Да, цены упадут. И рухнет еще кое-что. Ты слышал о Петербургском парадоксе?
– Нет. – Энди помнил, что Мартель как-то рассказывал ему об этом, но он тогда не очень его слушал.
– Он объясняет все, – сказал босс и пустился в сложное разъяснение сути Петербургского парадокса Бернулли.
Мартель довольно долго толковал что-то о проблемах торговых прибылей, которые возрастают по экспоненте, и закончил речь вопросом:
– Ты понял?
– Да, – ответил Энди, хотя, по совести говоря, не увидел никакой связи между Петербургским парадоксом и ценами на итальянские государственные облигации в XXI веке.
Мартель повернулся к сверкающим под ранним утренним солнцем снежным склонам и спросил:
– Итак, как же нам следует поступить?
Энди уже знал ответ:
– Нам следует продавать.
– Верно. Я хочу, чтобы к завтрашнему утру мы продали еще на два миллиарда.
– На два миллиарда?! Да рынок просто убежит от нас при такой сумме!
– Приступай к работе, – отвернувшись от окна, распорядился босс, и Энди покинул кабинет.
Мартель улыбнулся ему вслед. Он знал, что Энди – отличный трейдер, но у него был один недостаток: он никогда не знал, когда следует выходить на рынок по-крупному. Очень мало людей одновременно обладают способностью к взвешенному суждению и имеют достаточно смелости для решительных и масштабных действий. Эти способности совмещал когда-то Джордж Сорос, а сегодня – Жан-Люк Мартель.
Послышатся деликатный стук в открытую дверь кабинета.
– Привет, Викрам! Значит, ты вернулся?
– Да, вчера вечером.
Викрам Рана занимался у Мартеля деривативами и был одним из его самых преданных подручных. Викрам родился в Индии, но, подобно боссу, стал большим почитателем Америки. Ростом он был около метра девяноста, совсем немного уступая шефу. Широченные плечи и плоский живот – результат многочасовых упражнений в тренажерном зале – притягивали взгляд. Его кожа была не темнее загара Мартеля, карие глаза горели энергией. Он был очень умен и прекрасно умел использовать свои теоретические познания в деривативах на практике, играя на алчности или беззаботности других участников рынка. Столь удачное сочетание теории и практики было весьма редким явлением в мире финансов.
– Выходит, нам это удалось? – спросил Мартель.
– Да, удалось.
– И это была еще одна удачная торговая операция.
– Да, можно сказать, что они купились. – Белоснежные зубы Викрама сверкнули в улыбке. – Мы схватили их, как тигр козленка. – Американское произношение Викрама было значительно более аутентичным, нежели акцент Мартеля. Индус давно и упорно работал над его совершенствованием, Мартелю же на свой акцент было абсолютно плевать.
– Понимает ли «Блумфилд-Вайс», что мы сделали?
– Думаю, что понимает, – пожал плечами Викрам. – Я потолковал с индусом по имени Перумаль, и мне показалось, что их колышет лишь размер куша с этой сделки. По моим расчетам, это должно быть что-то около пятнадцати миллионов баксов.
– Не беспокойся, – отозвался Мартель. – Будет прекрасно, если это позволит нам зацепить их на крючок. Завершив операцию, мы заработаем во много раз больше. Итак, что же именно мы купили?
– Все это довольно сложно. Они называют это «ИГЛОО», что означает «Итальянские государственные облигационные обязательства». Литера Л говорит, что речь идет о лирах. Эти облигации погашаются в евро через двадцать лет, если Италия остается в зоне евро. Но если она выходит оттуда, нам платят в течение года, а размер погашения рассчитывается исходя из девальвации новой итальянской валюты по отношению к евро. Нам также должны выплатить весьма значительную сумму, если учетные ставки в Италии поднимутся выше определенного уровня.
– Итак, мы получим кое-что, если итальянский рынок облигаций вдруг обвалится, и заработаем здоровенную кучу баксов, если Италия выйдет из зоны евро. Так?
– Да, в этом и состоит суть нашей идеи.
– Кто является эмитентом?
– Не имеет значения. Это может быть любая кредитная организация из числа наиболее крупных. Думаю, что первые ИГЛОО будут запущены в обращение Всемирным фондом развития. Для них это самый простой способ заимствовать двести миллионов евро. Они ничем не рискуют, все риски за них принимает на себя «Блумфилд-Вайс».
– Нижняя граница?