– Я никогда не мог взять в толк суть корпоративной политики.
– Это очень просто. Всем заправляют типы вроде Карр-Джонса.
– Знаю. Мне хочется, чтобы мы нашли способ дать ему достойный отпор. Может быть, даже стоит начать шантажировать его так, как он пытается шантажировать меня.
– Шантажировать его?
– Да. Ведь в этом была суть операции с Тессой.
Джен не ответила, словно погрузившись в глубокое раздумье.
– В чем дело? – спросил Кальдер.
– Ни в чем.
– Неужели есть нечто такое, что можно было бы обратить против Карр-Джонса?
Джен посмотрела на него, и впервые за вечер в ее глазах промелькнуло некоторое оживление.
– Ничего нет.
– Скажи же.
– Мне нечего сказать, – ответила она, даже, как показалось Кальдеру, с некоторым вызовом.
Кальдер отпил пива. Джен сделала глоток вина.
– Как идет дело? – спросил он.
– Хорошо. Мой адвокат знает, что делает. Она считает, что у нас отличные перспективы, особенно если ты не откажешься от своего заявления. По правде говоря, очень мало дел проходит через гражданский суд. Это дорогое удовольствие, и иногда может обернуться скверно для обеих сторон. Но адвокат думает, что «Блумфилд-Вайс» пойдет на мировую. Это будет стоить банку несколько сотен тысяч фунтов. Она хочет, чтобы я согласилась на сделку.
– А ты не хочешь?
– Нет. Я желаю вытащить мерзавца в суд, чтобы его ткнули носом в дерьмо.
– Что же, если меня спросят, я выложу всю правду.
– Спасибо, – прошептала Джен, опустив глаза.
– Ты скверно выглядишь, – сказал Кальдер.
– Я скверно себя чувствую, – ответила Джен, сопроводив свои слова глубоким вздохом. – Я ощущаю себя одинокой и глубоко несчастной. Я ненавижу Лондон, ненавижу «Блумфилд-Вайс» и все инвестиционные банки.
– Почему бы тебе куда-нибудь не уехать на несколько дней?
– Я не могу покинуть Лондон, пока дело не завершится. Кроме того, после моего возвращения ничего не изменится.
– У тебя есть кто-нибудь, с кем ты могла бы поговорить?
– Нет. Родители не разговаривают со мной с того момента, как я им сказала, что намерена предпринять. Папа с мамой считают, что я отправляю коту под хвост все дорогостоящее образование, которое они мне дали. А здесь я почти никого не знаю. Есть, правда, подруга, с которой я знакома еще со школьных лет, но она так загружена на работе, что мы почти не встречаемся.
– Кто это?
– Сэнди. Она вкалывает здесь на какую-то американскую юридическую контору. Ее жизнь не намного лучше моей. А моя, как тебе известно, высасывает из меня все силы.
– Если захочешь, ты всегда можешь поговорить со мной.
Джен не ответила. У нее был такой вид, словно она вообще ни с кем не хочет разговаривать.
– Чем ты займешься потом? После того как дело завершится? – спросил Кальдер.
– Не знаю, – ответила Джен. – А что я смогу делать? Меня не возьмет на работу ни одна фирма ни в Сити, ни на Уолл-стрит. Для меня ничего нет. Ничего.
Кальдеру хотелось утешить Джен, но он не знал как. Она с головой погрузилась в свое горе, не имея силы воли подняться на поверхность и сделать глубокий вдох. Он не был убежден, что ведение войны против Карр-Джонса как-то облегчает ее существование.
– Почему бы тебе не пойти на мировую с «Блумфилд-Вайс», не взять деньги и не вернуться в Штаты? У тебя там остались друзья. Ты достаточно умна и сможешь найти работу, которая будет, возможно, даже лучше, чем в «Блумфилд-Вайс».
– Значит, ты считаешь, что я должна сдаться? – спросила Джен звенящим от гнева голосом.
– Я считаю, что тебе следует уехать из Лондона и начать все заново. Я просто стараюсь быть реалистом.
– Реалистом?! Ты всегда страшный реалист! Нереальность заключается в том, что Карр-Джонс разрушил мою жизнь! И реальность такова, что я не позволю ему остаться безнаказанным. – Она опустошила бокал и закончила: – А теперь мне надо идти.
– Джен…
– Я сказала, что мне надо идти.
Как и ожидалось, финансовый управляющий Европейской экономической комиссии вышел в отставку, признав наличие неточностей в бухгалтерских отчетах, имеющих отношение к долгосрочным контрактам. Неточности тянули на миллиард евро и оказались значительно больше, чем кто-либо мог предположить. Облигации ЕЭК оставались на рынке, но только никто не желал их покупать. Некоторые клиенты «Блумфилд-Вайс» пытались от них избавиться, но корпоративный отдел не мог найти на них покупателей. «Не наступило ли время вступить в дело моей группе?» – задавал вопрос самому себе Кальдер.
Он обсудил это с Нильсом. Тот считал, что, несмотря на все прорехи в бухгалтерии, ЕЭК сможет в течение трех лет выбросить на рынок достаточно средств, чтобы расплатиться с долгами.
– Будем покупать? – спросил Нильс.
– А ты как считаешь?
– Если мы сможем получить их по цене ниже шестидесяти пяти, то это будет большая удача. Считай, что мы их просто украли. – Глаза Нильса сияли от предвкушения успеха.
– О'кей. Давай предложим шестьдесят и посмотрим, что из этого получится.
Кальдер всегда старался поддержать инициативу своих людей. Это придавало им уверенности и, кроме того, вселяло надежду, что шеф им доверяет.
– И сколько мы берем?