На острие главного удара

Вскоре на КП появился командующий 6-й гвардейской армией генерал Иван Михайлович Чистяков. Я никогда не видел его таким мрачным.

— Черт знает что! — говорил он. — По сто — двести танков прут и прут! "Тигры"… "пантеры"… Не успеешь заделать брешь в одном участке — лезут на другом. Нет, такого я еще не видел! А какие у нас солдаты! Какие солдаты! Гвардейцы! Настоящие гвардейцы! И то не выдержали! Отступили. — Он вытер платком почерневшее усталое лицо: — Но окружить нас этим гадам не удалось! Чего захотели! Поймать в мешок моих гвардейцев!

Я пытался, как мог, успокоить командарма. Да и положение его вовсе не было трагическим. Действительно, дивизии первого эшелона под натиском более сильного противника отошли. Но какому военному человеку непонятно, что как ни велика храбрость, организованность поиск, как ни искусно командование, что можно поделать, если противник во много раз превосходит тебя в силах! Примерно эти соображения я и высказал Ивану Михайловичу. Я понимал, что это слабое утешение для командарма, который привык, и не без основания, гордиться замечательными боевыми традициями своей армии.

Как ни странно, но даже командарму порой трудно правильно оценить действия своих войск. Ведь эти действия — только малая толика в общей картине битвы, которая развертывается, скажем, в масштабах фронта, а иногда даже нескольких фронтов. Тут истинную роль армии, степень выполнения ею поставленной задачи может правильно оценить только высшее командование. Я был рад услышать впоследствии, что командование Воронежского фронта считало, что 6-я гвардейская выполнила поставленную перед ней задачу. Она хотя и отошла, но отошла организованно на заранее подготовленный рубеж, нанеся гитлеровцам огромные потери.

Только мы расстались с Чистяковым, как мне доложили, что на КП прибыл Александр Федорович Бурда. Мы в это время с Шалиным и Никитиным готовили боевой приказ на следующий день.

Бурда переступил порог избы, еле держась на ногах. Небритое лицо его было черным от копоти и усталости. Гимнастерка в пятнах пота. Сапоги в пыли. Таким мы его еще не видели. Он было поднес руку к шлему. Но я шагнул ему навстречу, обнял и усадил на скамейку:

— Ну рассказывай по порядку. Он облизнул пересохшие губы, попросил разрешения закурить. Глубоко затянувшись, начал:

— Товарищ командующий, потери…

— Без потерь на войне…

— Нет, таких не было…

Странно было слышать все это от такого командира, как Бурда.

— Ну, а каковы потери? — тут же вмешался Шалин. — Желательно знать цифры.

— О цифрах потом, — махнул я рукой. — Рассказывай, Александр Федорович.

И Бурда стал рассказывать. На их участке противник атаковал непрерывно. По пятьдесят — сто танков шли. Впереди "тигры", "пантеры".

— А с ними трудно, товарищ командующий. Бьешь по ним, а снаряды рикошетом отлетают.

— Ну и каковы результаты боя?

— Потери… Ужасные потери, товарищ командующий… Процентов шестьдесят бригады.

Можно было понять состояние Бурды. Незадолго до начала боев он принял бригаду. Это был его первый бой как комбрига. И вдруг такой непривычный исход: ведь обычно он умел воевать малой кровью, как говорили тогда. Брал противника хитростью…

Я попросил Шалина дать донесение, где значился боевой счет 49-й танковой бригады. Немецкие потери значительно превышали потери бригады Бурды.

Я поднялся и пожал руку комбригу.

— Считай, что ты выполнил задачу. Главное, вы выстояли, не отступили. А сейчас иди к ремонтникам, поторопи их. Пусть поскорей восстанавливают машины. Я уверен, что на них вы еще будете воевать по-гвардейски.

Всю ночь 1-я танковая готовилась к предстоящим боям. В частях шли партийные и комсомольские собрания. Политработиики в эту ночь не сомкнули глаз. Было совершенно очевидно, что для 1-й танковой наступили горячие дни.

Нас ободряло то, что командование фронта, сразу оценив серьезность положения на обояньском направлении, слева от нас выдвинуло еще два танковых корпуса — 2-й гвардейский генерала А. С. Бурдейного и 5-й гвардейский генерала А. Г. Кравченко. Правда, связаться с ними по радио нам не удалось, пришлось направить офицеров связи. Таким образом, вопросы взаимодействия были согласованы.

R три часа ночи противник возобновил атаки в полосе 6-й армии. Главный удар он наносил по-прежнему из района Томаровки на двух узких участках: южнее Коровино — Черкасское и Стрелецкое — Ерик; вспомогательный — из района Белгорода на Корочу. В воздухе непрерывно висели самолеты. Пыль заволокла рассветное небо. Казалось, наступило затмение солнца. Впереди стальным щитом двигались "тигры" и "пантеры", за ними легкие танки. Позади пехота на бронетранспортерах. Да, Никитин был прав: немецкое командование стремилось одним массированным ударом протаранить нашу оборону.

Утром противнику удалось потеснить части 52, 67 и 71-й гвардейских стрелковых дивизий. Но гитлеровское командование не знало, что закопанные на взгорках, спрятанные в стогах сена, на опушках перелесков его ждут танки пашей армии. О том, что нам удалось втайне от врага выдвинуться в боевые порядки 6-й гвардейской армии, подтвердили потом пленные.