НА ОСТРИЕ ИГЛЫ

– На! – я срубил первого нападавшего.

И тут послышалось хищное утробное урчание и крики ужаса…

С изумлением я видел, как обезумевшая от страха пес все-таки снес один из прутьев, выскользнул наружу и бросился в самую гущу людей, работая челюстями. Ему было все равно, кого грызть. Ему хотелось крови!

Нападавшие на мгновение смешались. Именно это мгновение мне нужно было прожить. Потому что потом всем стало не до меня.

Напоследок, будто на прощание, из последних сил Камень Золотой Звезды нанес чудовищный удар. Земля ушла из-под моих ног, и я упал. Шум и грохот, вопли и треск оглушили меня. Рядом сыпались камни, столбом стояли клубы пыли, забивая нос и глаза…

Когда я пришел в себя, то увидел рядом груду камней. От последнего толчка часть стены, у которой я стоял, обвалилась и погребла под собой немало моих врагов и взбесившегося пса. Уцелевшие меньше всего думали обо мне.

Спотыкаясь о камни, из-под которых виднелась чья-то рука, я бросился вперед. Обрушившаяся стена открыла проход в соседний двор, а дальше лежал путь к воротам. Около них тоже никого не оказалось. Страх разметал всех. Монахи старались держаться подальше от стен. Часть из них уже рухнула, и люди старались быть на открытых местах…

Хитроумный механизм моста работал прекрасно, и с ним мог справиться один человек. Я крутанул мягко пошедшее колесо, и тяжелый мост сначала неторопливо, а потом все быстрее и быстрее начал опускаться… Ну вот и все – я спасен!

Тьма уже почти скрыла поля, дальше черной массой выделялся принадлежащий монастырю лес. Я быстро окинул окрестности взором и шагнул на мост. Вот и все, цитадель дьявола осталась позади. Погоня в ночи обречена на неудачу. И теперь я могу надеяться на помощь Адепта.

Дорогу я нашел без труда. Правда, добраться до заброшенной охотничьей хижины оказалось не так-то просто. Лесные обитатели, потревоженные вырвавшейся рядом силой, не могли успокоиться. Выл в голос вдалеке одинокий волк. Уродливым голосом кричала ночная птица. Кто-то ломился через заросли. Но ночные лесные страхи были просто смешны по сравнению с тем ужасом, который я оставил позади.

Как хорошо выбраться на волю! Как хорошо просто жить и не думать ни о чем! Больше никогда я не ввяжусь ни в какую подобную историю. Хватит! На пятом десятке я заслужил наконец спокойную жизнь. Впрочем, в душе моей вряд ли воцарятся мир и спокойствие после того, что я пережил.

Убранство вросшей по окна в землю старой, покрытой тесом хижины не отличалось богатством – лавки, грубый стол, изрезанный ножом, печь, охапка хвороста в углу. Мебель была почерневшая от времени, но хворост-сухой, заботливо припасенный именно на тот случай, если лекарю Фрицу Эрлиху удастся вырваться из ловушки и составить врага с носом. Здесь были и съестные припасы, спрятанные под полом, но я сейчас не хотел есть…

Я растопил очаг и немного согрелся.

Сидя на скамье, я прикрыл слипающиеся глаза. Но заснуть никак не удавалось. Сон наваливался на меня, но будто опасался принять меня в свои сладкие объятия, которых я ждал сейчас куда больше, чем объятий самой распрекрасной в мире красавицы. Мне нужен был сон, чтобы события, произошедшие со мной, хотя бы немножко стерлись, перешли из разряда настоящего в прошлое… Но сон никак не шел. Картины того, что недавно произошло со мной, будто наяву стояли перед глазами.

– Ты думаешь, так просто уйти безнаказанным после всего того, что ты наделал, Хаункас? – услышал я незнакомый голос, прозвучавший неожиданно, как гром среди ясного неба…

***

Как вошел этот демон? Через дверь? Через окно? Прошмыгнул в дымоход? Кто же разберет, как он это сделал, чертово отродье! Во всяком случае, дверь была заперта, окна заколочены.

Он не стал привлекательней, но уже не был жалок. Его движения больше не страдали неуклюжестью, наоборот, в них ощущались необычная сила и ловкость. Мне, повидавшему на своем веку немало бойцов, показалось, что этот не из тех противников, с кем мне хотелось бы скрестить сабли. И главное – он говорил! Я думал, что мне почудился его вопль в тот миг, когда мой кинжал вошел в грудь Мудрого. Но нет, не почудилось. Горбун изъяснялся так же свободно, как может это делать человек, никогда не страдавший немотой.

Робгур держал в руке длинную шпагу. Он пришел за моей жизнью.

– Ты удивлен, Хаункас? – насмешливо спросил он.

– Я удивлен, Робгур.

– Я тоже. Меня всегда удивляет рабство человеческого духа… Ты предпочел жалкую участь быть убитым и опозоренным, а не власть, о которой никто из приходивших на эту землю не смел мечтать. Почему? Я хочу понять.

– Ты, дьяволов помет, вообще вряд ли что сможешь понять! Тебе, выросшему в темноте, полной пыли и тараканов, не понять, что такое свет солнца и настоящей, а не вашей убогой и мерзкой истины!

– С каких пор Магистр Хаункас заговорил о Свете? Может быть, Магистр Хаункас посвящен в слуги Света? – Голос его был спокоен, но за ним ощущалось зло в самом отвратительном виде. – Не поверю. Мне легче поверить, что ты – не Хаункас.